Вся степь, на сколько хватает глаз, золотая от солнечного света и густой желтой травы. Зной, тишина и простор.

Я подползаю к дрофам. Рядом со мною ползет мой проводник Семен Гаркуша, пожилой, седоусый степняк c выпуклыми, рачьими глазами, сухим, багровым от загара лицом.

Мы ползем в молчании, лишь изредка перекинемся двумя-тремя словами, да и то шепотом — боимся вспугнуть дичь.

В спокойном состоянии Семен говорит со мною на чистом русском языке, когда же волнуется — переходит на какую-то смесь русского с украинским, и тогда я с трудом понимаю его.

Огромные птицы белеют в траве, как стадо овец. Они то сбегаются в кучу, словно нашли что-то очень важное для всех, то расходятся врассыпку, поворачивая из стороны в сторону круглые головы.

Кажется, до них рукою подать. Но степь обманывает: дрофы, или, как их зовет Семен, дудаки, еще далеко.

Мы катим перед собою хисты. Хист — украинское изобретение. Это небольшая деревянная ось на крохотных каточках, к ней приделана ручка, — поворачиваешь ее и управляешь хистом, как лодкою в море. В просверленные на оси дырки мы натыкали веток терна, они скрывают нас от зоркого глаза сторожевых дрофичей.

Спина моя взмокла, онемели руки от ружья и хиста, рябит в глазах. А солнце жжет и жжет, негде спрятаться от его лучей. Дрофы же от нас не ближе, чем в начале охоты. Им-то что! Они, как на прогулке, шагают на своих двоих. А каково поспевать за ними ползком, да с ружьями и хистами в руках!..

Мне начинает казаться, что мы и к вечеру не догоним коварных птиц. Я выдохся, разомлел. Бросить бы хист, завалиться в бурьян, пока не спадет зной!

Да разве остановишь Семена Гаркушу! Подрядил я его проводником и помощником, — для меня, лесного человека, степная охота в новинку, — а случилось так, что он стал незаметно мною командовать.

До чего же азартный охотник! Стоит ему подозрить дичь — он сам не свой, вздрагивает, свирепо мнет ковыль, катит хист и бормочет:

— Еще трохи, товарищ. Пальнем — и тоди привал! Сейчас же нияк не можно отдыхать. Птицу надо гнать, гнать и гнать. Мы же ее измором возьмем. Я сдаюсь, и мы ползем по знойной, сверкающей степи... А дрофы словно дразнят: с глаз не уходят, не летят, а не стрельнешь по ним. Какие непоседы! Остановятся ли они, будет ли конец нашим мукам?..

Как-то странно клубится степь, и дроф уже не видно... Над куl