Солнце еще не встало, но отправило вперед гонцов в своих лучах, которые, ворвавшись в морозный, влажный воздух, образовали на горизонте огромный полукруг: ярко-красный у среза земли, в вышине окаймленный светло-оранжевой короной. В той стороне уже можно было различить контуры поля, леса, кустарников, а за спиной висел серый полумрак. Все виделось размытым и химерным.

Девять человек вышли из автомобиля, остановившегося у отрога леса. Негромко переговариваясь, собрали ружья и стали ждать дальнейших распоряжений.

— Пока совсем не рассвело, — сказал Александр Михайлович, — зайца по чернотропу искать бесполезно, а лисичку попробуем потревожить. Она еще не уснула после ночных похождений. Двух человек Анатолий завезет в загон, а мы вот здесь, вдоль опушки и станем. Пока хлопцы из загона выйдут, станет светлее. Тогда и пойдем за зайчиком.

Мой "номер" оказался напро

тив поляны, сплошь заросшей густым бурьяном и врезающейся глубоко в лес. Место удачное: прекрасный обзор, четко видны соседние номера. Я устроился под осинкой, вытоптал под ногами сушняк и сосредоточился. Уже вернулся Анатолий, перекрыл угол леса, а загонщики молчали.

Время тянулось очень медленно. А тут еще сердитый ветер, разгоняясь на поляне, бил по лицу микроскопическими льдинками, высекая из-под ресниц слезу, дубил кончики ушей, задувал за воротник, под рукава, обжигал нос и щеки. Все металлические части ружья покрылись наледью. Руки, расплавляя пленочку льда, коченели, пальцы плохо изгибались и слушались.

Сейчас бы впору пройтись, размяться, потереть щеки и руки, но кто же позволит себе все это, находясь на номере. По чернотропу далеко слышно. Малейшее движение услышит и увидит зверь да еще такой, как лиса.

Быстро натянув перчатки на руки, прикрыв одной рукой нос и щеки, стал вслушиваться в шум соснового леса.

— Ну, наконец, — мелькнула мысль, — уже идут.

Люди в загоне оказались в более выгодном положении. Хотя Макишинские леса не подарок, все же человек в движении может согреть себя.

— Не легко им, понятно, — думал я, — лес прорезан глубокими рвами и балками, заросшими малинником и ежевикой. Преодолевать эти препятствия не так-то просто. Но, все равно, я хотел бы оказаться на их месте.

Охотник годами приучен переносить все природные невзгоды, и я стойко выдержал марку. И, только, когда на меня из загона вышел Коля Дмитриев, с радостью стал разминать руки и ноги, вызвав улыбку краснощекого, дышащего жаром, загонщика.

Лисы здесь не оказалось, и охотники потянулись к автомобилю. Двигались быстро. Согревались, выполняя замысловатые движения руками и туловищем. Кто растирал щеки, кто согревал посиневший нос, кто припрыгивал, кто водил плечами, растирая одеждой спину.

Но как бы там ни было, человек с ружьем быстро восстанавливается и привыкает к окружающей среде.

— Садитесь, садитесь в машину, — предложил Михайлович, — поедем луговину потопчем.

По всему было видно, что хватившие морозца люди не очень-то спешили занять места в остывшем автомобиле. Каждый мечтал побыстрее разогреть застывшие суставы и конечности.

— Ты, Михайлович поезжай, — сказал Пилипенко, — а мы пойдем вдоль села, проверим поля и огороды.

— Хорошо, — согласился тот, — тогда я жду вас на асфальте.

Люди быстро растянулись вдоль лесополосы, образовав внушительную подкову. Пошли вперед, через огороды и обширное поле. Я оказался в центре подковы, и это меня устраивало по двум причинам. Во-первых, мог наблюдать за происходящим в оцепленном пространстве. Во-вторых, мои годы не позволяли тягаться с молодыми охотниками, замыкающими дугу и движущимися впереди всех.

Ветерок был в спину. Через несколько сот метров я полностью согрелся. Стало уютнее и идти легче. Вошел в ритм и теперь спокойно поспевал за остальными.

Солнце быстро поднималось. Его лучи, освещая идущих, образовывали призрачные тени, которые ползли по полю вместе с охотниками. На подъеме они укорачивались, на спусках же стремительно убегали, растягивались, обтекая бугорки, кочки, застревая среди густых бурьянов.

Люди тщательно "прощупывали" огороды, жнивье, борозды и обочины дорог, и тем не менее, на двухкилометровом участке ни один заяц так и не поднялся.

— Вот, скажите мне, — удивлялся Григорий Николаевич. — Где этот заяц? Хотя бы один, где выскочил. Пускай далеко, но увидеть бы.

— Яковлевич, вы, как думаете? Где зайчик? — с иронией в голосе обратился он ко мне. — Не верю, что на такой территории нет ни одного.

— У бабки, в сарае, — ответил я шутя.

— А что, возможно, — согласился он с серьезным видом.

— Вы не смейтесь, — продолжал он дальше, — хотите, расскажу вам что-то. Не для журнала только... Хотя, пожалуй, можно и для журнала. А, что тут такого. Чего скрывать? Что было, то было. Вот, слушайте.

— Тогда, правда, снежок был. Хороший такой, глубокий. Я и встал на след зайца. Километра два водил он меня по полю, лесополосам, кустарникам, низинам. Потом, вдруг, вижу — двойник и скидка. Пока распутывал его хитрости, он снялся и махом пошел прочь. Наверное, шумовой был. Не облегся еще основательно, а тут я троплю туда-сюда. Вот он со всех ног и мотнул через поле, огороды, прямо в заросли на заброшенный колхозный двор. Там и потерялся из виду. Я за ним, прыг-скок. Так к развалинам и приковылял. Вот и первая скидка. Значит решил косой где-то здесь остановиться, поспать немного. Тихонько ступая, я по следку, по следку этому и крадусь. Но уже под ноги не смотрю. Все бегаю глазами по сторонам да по бурьянам. А след все дальше и дальше. Между остатками комбайнов да сеялок петляет, прямо к туалету направляется. Туалет, конечно, я обошел. Не будет же он там сидеть. Обошел вокруг, а выходных