Тяжелые фиолетово-синие тучи постепенно уносило ветром на запад, и одна половина распростертого передо мной поля уже ярко освещалась утренним солнцем. Зеленое покрывало из озимых светилось изумрудным светом. Впереди на этом покрывале гарцевал мой ризеншнауцер Атос. Я залюбовался игрой мышц под лоснящейся на солнце шкурой с черной коротко стриженой шерстью и прозевал взлет небольшой стайки куропаток. Ерунда, найдем, куропатки никуда не денутся, а вот такое зрелище не часто увидишь. Бывает так, что случай на какое-то мгновение показывает нам привычные, даже обыденные вещи совсем с другой стороны. Вот стоило только поменять освещение, и в моем "дворовом" ризене раскрылась красота и грация, присущая породе. Дворовом потому, что Атос исправно служил сторожем моего двора. Правда, как и охотничье уменье, это пришло к нему не сразу.

Вырос он в квартире на восьмом этаже и долгое время просто не принимал жизни в будке, которая началась для него с переездом моей семьи в собственный дом. Словно черт, он заглядывал к нам в ночные окна, пугая неожиданностью своего появления и поразительным сходством с настоящим адским созданием. Острые купированные уши — рожки, большой кожаный пятачок носа, челка, прикрывающая левый лукавый глаз и закушенные клыками усы в придачу — ну чем не черт? Особенно вспоминается один случай, когда поздно вечером я услышал на кухне какой-то скрежет и возню и пошел проверить, в чем дело. Звук доносился от маленького окошка, и я подумал, что к нам лезут воры. Зажег свет и подпрыгнул от неожиданности — в узкую форточку пыталось влезть черное лохматое существо, в котором я не сразу признал своего пса. Не желая оставаться на дворе, он отчаянно пытался проникнуть в дом и, использовав стопку кирпичей под оконцем, стал исполнять задуманное. Ему помешала цепь, которой он оставался прикован к своей будке — вот откуда был страшный скрежет, привлекший мое внимание. Вытолкать его назад оказалось не легким делом! Я потом думал, что забавно было бы, если б Атос вдруг захотел вечерком заглянуть в окно соседям!

По характеру он вообще был непоседа и любитель повеселиться, больше походил на Д’Артаньяна, чем на Атоса, именем которого мы с женой назвали его, желая вырастить спокойную уравновешенную собаку. Однако природу не обманешь, она сама расставила все точки над "и". Мне пришлось брать его с собой на охоту, иначе ранним утором выходного дня он будил своими завываниями не только мою жену, но и соседей на ближайших этажах. Вопрос стоял ребром: или я беру его с собой в поле вместе со спаниелем, или он будит наших соседей в девятиэтажном доме. Вот и пришлось, так сказать — под напором обстоятельств — сделать его охотничьим псом. Надо сказать, что впоследствии я ни разу не пожалел о своем решении. Давным-давно немцы вывели ризеншнауцеров для травли крупного зверя, а позже собак этой породы стали применять как служебных. Но гены-то остались! И вот эти гены проснулись в Атосе. Правда, не сразу.

Правильно гласит народная мудрость: "дуракам везет". И это утверждение, как оказалось, касается не только людей. Дураком можно называть не только неумного, глупого человека (или собаку), но и человека бесшабашного, веселого, который веселится по любому поводу (Иван-Дурак — любимый персонаж русских сказок). Именно таким и был Атос. При самом первом выходе в поле он умудрился поднять на крыло целый выводок перепелов. Они вылетали у него из-под лап, а он вертелся на месте, не в силах решить, какую следует схватить. Выстрелов не испугался совершенно, только внимательно посмотрел на меня, пошевелил, принюхиваясь, носом и побежал посмотреть, что это там такое несет в пасти Спартак. Спаниель, кстати, был старше Атоса года на два. Я надеялся, что, глядя на старшего товарища, ризен быстро поймет, что мы такое делаем в полях. Но до конца сезона он пробегал дурак — дураком, то приставая к спаниелю с играми, то таская бревно (силушки хватало) задевая им меня или спаниеля. Но когда выпал снег, Атос раскрыл свой талант.

На утренних и вечерних прогулках я часто ходил с собаками на большой пустырь, за микрорайонами, соседствовавший с огородами. По разные стороны от этого пустыря жили два зайца. Однажды утром я увидел на снегу заячий след и ради тренировки пустил по нему Спартака. Атос пошел за ним. Спаниель азартно пробежался по всем петлям, развернулся на вздвойке и побежал в обратном направлении, разрывая носом снег. Шнауцер перед вздвойкой остановился и, нюхая воздух, неспеша пошел в сторону. Метров через десять впереди него из-под снега выскочил заяц и помчался наутек! Собаки — за ним. Преследовали зайчину, пока он не обманул их среди заснеженных глиняных куч (издержки строительства гаражного кооператива неподалеку). И я понял: там, где заяц обманул нижнее чутье спаниеля, верхнее чутье шнауцера вывело его прямо на заячью лежку. Позже на охотах Атос и Спартак отлично "сработались", дополняя друг друга. Обладая более быстрыми, чем у спаниеля ногами, ризен легко добирал любого подранка. Был случай, когда я пошел на охоту с отцом — большим скептиком по поводу охотничьих талантов Атоса. Он взял своего спаниеля — очень родословного англичанина. Я — Атоса и Спартака. Это был второй сезон, когда я охотился с ними двумя. Звезда Атоса взошла, когда отец отстрелялся по поднявшемуся с лежки зайцу и слегка его зацепил. Заяц помчался вперед, за ним с лаем неслись три собаки. Долетев до конца поля, косой свернул вправо и понесся на угол, там он вновь заложил вираж и скоро достиг высоких бурьянов. Через несколько минут по следу вернулись спаниели. Видно заяц сделал петлю и "сметнул" со следа, обманув ушастых, но Атос, похоже, на это не купился. Прошло несколько минут, а пес все не возвращался. Я начал беспокоиться, не попал ли он в браконьерскую петлю, которые тут часто встречались, и решил отправиться на поиски. Но не успел пройти и полсотни метров, как из бурьянов вышел Атос, неся в зубах зайца. Когда он увидел, что я иду к нему, то положил добычу на землю и гордо сидел рядом, пока я не подошел. В ответ на наши похвалы он лишь важно стоял и снисходительно позволял чесать себя за ухом. А год до этого произошел со мной еще один случай, который показал, что Атос не только отличный "зайчатник", но и пользуется покровительством самого Лешего.

Я прогуливал собак вдоль небольшой посадочки неподалеку от жилых микрорайонов. От меня до посадки было не более пяти метров. Метрах в десяти, слева и впереди, около деревьев стоял Атос, а справа, почти на таком же расстоянии, что-то вынюхивал в траве Спартак. Неожиданно из-под самого носа Спартака выскочил здоровенный зайчище и понесся вдоль посадки вперед, не разбирая дороги. В три прыжка он достиг того места, где стоял Атос и буквально влетел ему прямо в разинутую пасть! Пес, не ожидавший такой наглости, не сумел удержать косого в зубах. Заяц вырвался и продолжил свой путь, оставив ризена отплевываться от набившегося в пасть пуха. Это был знак — дичь сама псу в пасть лезет, а значит, на охоте нам с ним всегда будет везти. Так оно и было. Редко мы возвращались домой "пустыми".

Представляю, как возмущаются, читая эти строки (если, конечно, снизойдут) заводчики чистокровных, родословных, запакованных в медали, но, увы, часто очень бестолковых на охоте собак. "Как можно?! — вскричат они. — Это не законно!!". Но мне плевать. Да-да, именно так! Собака на охоте должна находить дичь и — что важнее всего — добирать подранков. Атос с этой функцией справлялся замечательно.

Охоту мой пес любил до безумия. Он выслеживал всякую дичь, даже мышей. К ним он пристрастился, когда мы переехали жить в собственный дом. Началось с кота: бывало, поймает тот мышь и играет с нею, а Атосу интересно. Сначала просто наблюдал, а потом и сам мышей научился ловить, а бывало, что и крал у кота из-под носа. На охоте мышковал по-полной. Я сначала этого не замечал. А как-то зимой обратил внимание, что, собаки мои носами снег азартно роют. Иногда вскидывают резко голову вверх, вроде как глотают чего-то, а что не видно. Стал приглядываться, и вдруг увидел, как Атос ловко выхватил из-под снега серый комочек, подбросил вверх и тут же проглотил. Оказалось, что мыши под снегом целые тоннели роют и снуют в них туда-сюда, а псы за неимением более крупной дичи решили удовольствоваться хоть такой.

Как и всякий охотничий пес, ризен больше всего любил свободу. Когда мы только переехали в дом, то была необходимость держать собак на привязи. Атос ни за что не хотел мириться с этим и выражал свой протест, грызя все, до чего мог дотянуться — деревяшки, деревья, будку и даже свою цепь. Если удавалось освободиться, он мог отправиться гулять. Ведут летом ранним утром коров по поселку — и Атос за ними. Перепрыгнет-перелезет через ворота и шляется неизвестно где целый день. Домашнюю живность он не трогал. Коровы, куры, коты его абсолютно не интересовали. Его манили окрестные поля, луга и, конечно же, помойки. Только не подумайте, будто мы плохо кормили псов, просто какая же собака упустит случай порыться насвалке около рынка или вываляться в дохлятине? Убежит он утром, нагуляется, нажрется чего-то и возвращается под вечер с таким набитым брюхом, что аж через забор назад перебраться не может. Пытался я его выслеживать, что бы узнать, куда он бегает, но ничего у меня не выходило. А одно время его кто-то подкармливать стал. Возвращается Атос с прогулки, а от него не помойкой, а борщом пахнет. Или еще чем-нибудь домашним. Однажды даже пропал дня на три. Вернулся уже без ошейника. Видать кто-то решил, что собака бесхозная и посадил на цепь. Да только Атосу от оков привычно избавляться, и тут, видать, вывернулся и домой вернулся. Очень я переживал по поводу этих его "прогулок". Боялся, что б машина не сбила, не обидел кто… да мало ли, что с собакой на улице случиться может? И все же не уберег.

Как пришла весна, так Атос снова на "гульки" ушел. Сутки не было. Вернулся вечером, как обычно с полным брюхом и сразу в будку залез. Утром его рвало, а потом он есть перестал. День не ест, два, неделю. Отравился какой-то дрянью. Он мог съесть приманку с крысиным ядом или даже ядом для лис. Пару лет назад на охоте собаки нашли такие брекетики, внутри которых были пакетики с красной жидкостью. Конечно, мы лечили пса, ему даже полегче стало, начал есть. Нежирную пищу выбирал: белок яичный, сырое мясо. Повеселел, играть начал, а потом ему резко стало хуже. И я видел, что ничего уже не поможет. И он, видимо, понимал, потому что как-то вечером пришел ко мне, башку свою лохматую в руки сунул. И другие мои оба пса подошли, сели рядом, скулить начали. Прощался он так, наверное. Долго мы сидели, слезами обливались. Под утро он уйти пытался, но сил не хватило через калитку перелезть. Рядом на снег улегся, ослаб очень. Положили его в мастерской — там тепло и сено лежало на полу. А в обед завыли под дверью собаки в два голоса, а третьего слышно не было.

Я закопал его следующим утром у речки, там, где мы два года назад иву посадили. Когда я собрался уходить, из-за камышей взлетели несколько крякв, сделали надо мной круг и пошли над водой. От тумана вдруг оторвалось небольшое облачко, понеслось вслед за утками и растаяло в воздухе, а где-то вдалеке послышался азартный собачий лай.

На другой день в летней кухне на полу я нашел мертвую помятую мышь, и я точно знаю, что ни кот, ни собаки туда не заходили...