"Хотя утка слишком обыкновенная... это первая птица, с которой знакомятся, начиная стрелять, от которой некогда сильно билось молодое сердце страстного охотника..."
"Записки ружейного охотника Оренбургской губернии"
С. Т. Аксаков
B марте отец купил лодку. Мне тогда шел восьмой год. О лодке отец задумался после плавания с Юрием Сергеевичем И-тым — сослуживцев и соседом по дому. Полтора года назад, в июле, они вдвоем три дня плыли из Киева в Ржищев, перегоняли челн Ю.С.
Прекрасный, широкий, чистоструйный Днепр, ночевки на его берегах под открытым небом, ловля язей нахлыстом, которую показал Юрий Сергеевич, очень увлекли отца, и в своей записной книжке он отметил : "на следующий год план такой : обязательно иметь челнок и выехать летом на постоянное жительство за город или же предпринять путешествие на челноке вниз или же верх по Днепру."
Теперь у отца была лодка. Однако, прежний хозяин ее запустил, и отцу пришлось все лето трудиться, своими руками заменяя прогнившие шпангоуты и бортовые доски, перебирая до винтика мотор. Лишь в конце августа лодка была спущена на воду, но ремонт ее продолжался. В своей книжке отец записал: "Рыбу спиннингом не ловил и вообще почти не ловил. Охотился один день в Вишенках на открытии. Все время ухлопал на лодку."
В следующем году свершилось мое первое плавание на лодке с отцом, поразившее меня необыкновенно. Большая река, высокие берега из белого песка, россыпи золотых отмелей, блеск прозрачной волны, простор пойменных лугов, заполняемый душистыми стогами, — удивительный, незнакомый мне, прекрасный мир, открылся перед глазами. Теперь каждый год отец, мама и я, путешествовали на лодке летом по Днепру. С началом охоты, в августе, отец брал с собой ружье — венгерского курковую двустволку 16-го калибра с пистолетной ложей из свилеватого ореха, золотой чеканкой на торце казенника и загадочной для меня надписью "Gojzer NandorSzolnol" на гильотированной прицельной планке.
Ружье отца мне очень нравилось. Я любовался им с восхищением и благоговением, мечтал о своем таком же. В 13 лет отец позволил первый раз мне выстрелить из своего ружья по сидящему кулику. Я попал, и то-то было моей радости!
Больше всего отец любил поздние осенние утиные охоты, когда утренние заморозки начинали белить луговые травы, а в небе над Днепром появлялись различные утки, летящие с севера из далекой тайги и тундры. Ездил он тогда охотиться на Козинские и Вишенские луга, хорошо известные киевским охотникам. С 13 лет стал брать и меня. Дух захватывало от восторга в эти поездки, они были незабываемы. Под жарким осенним солнцем привольно и величаво струилась широкая голубая река. Прибрежные лозняки с последними желтыми листиками, стройные тополя-осокори с узорчатой сетью безлистных ветвей и огромное озеро — небо — со стайками быстрых уток, летящих к далекому горизонту.
Какой простор, красота и свобода!
Поворот за поворотом остаются за кормой нашей лодки. По сторонам проплывают берега, знакомые по летним походам, с чистыми песчаными косами и тихие заливы с кувшинками, к одному из которых ведет нас речная дорога.
Меня очаровала нарядная многоцветность осенних красок, ярких в начале золотой осени и мягко гаснущих с каждым днем в объятиях холодных ночей. А особенно — та тишина, царившая в природе, когда каждый звук так дорог в осеннем прощании. Чувства обостряются, внимая переменам каждого нового дня. Юная душа моя трепетала перед красотой земли, переживая одновременно и грусть расставания с уходящим теплом и радость от новой встречи с Природой.
Пустынные луга тянулись порыжелыми коврами покосов. В ложбинах и у озер спрятались островки бурых осок с сухими кустиками болотного молочая и алтея, темнели на гладких стеблях трехгранные семенные коробочки-пеналы луговых касатиков. Все кругом увяло, поблекло, высохло и вдруг — удивительно — среди пожухлых красок вспыхивает ярко-синий огонек — цветок "осеннего колокольчика" — горечавки. Как дорога такая встреча!
А как радовала в златотканный, со сверкающей паутиной на травах день, поимка крупного "верховода" на личинку комара-толкунца под обрывистым берегом красного песчаника. Или расписной чирок-свистунок, сбитый отцом в густеющих сумерках наступающей октябрьской ночи... Вокруг уже засыпающие, веющие холодом раздольные луга. Живое пламя нашего костра из сухих веток душистого краснотала, тихий разговор с отцом у огня, — все любимое, родное и близкое. Как хорошо и спокойно. Это были счастливые, может быть самые счастливые и дорогие дни моей юности!
Новое утро, туманный рассвет. Все окутала мягкая, влажная дымка. Капли росы, как искристые ожерелья, блестят на поникших прядях осок и сизых прутьях лозы. Тишина. И вдруг свист тугих крыльев. Где-то, совсем рядом в небе, скрытые туманом, пролетают утки-невидимки, тревожа молодое охотничье сердце.
В эти поездки отец всегда обращал мое внимание на перемены в жизни растений, насекомых, птиц, связанные с тем или иным временем года. Он помогал мне открывать чудесный мир природы, хранящий множество маленьких тайн. Все было очень интересно и увлекательно для меня. При этом отец просил меня быть особо внимательным к воде, огню, инструменту, оружию, то есть к тому, что неожиданно могло стать опасным при небрежной случайности...
Середина октября.
Со стройных ясеней и раскидистых кленов, перешептываясь, покорно осыпаются листья, пестрым покрывалом устилая землю в городских парках. Киевские каштаны роняют плоды в треснувшей кожуры, они скачут по серому асфальту и мокрым листьям. Прошли шквалы с дождем и ветром, со сверкающим солнцем в голубых разрывах клубящихся облаков. После ненастья установилась тихая безветренная погода.
В среду отец пришел с работы и весело сказал:
— В субботу поедем на лодке в Вишенки на охоту — готовься.
— Ура-а-а! — невольно вырывается у меня.
Тут же принимаюсь за дело — снаряжать патроны. Это особое удовольствие, будто слышатся первые звуки любимой мелодии — прелюдия охоты!
На двадцатилетие отец подарил мне своего чудесного "венгерца", а себе купил добротный "зауэр" 16-го калибра. Для "зауэра" надо снаряжать папковые гильзы с капсюлем "жевело" и навеской бездымного пороха "Сокол". У "венгерца" патронник под латунную гильзу длиной 60 миллиметров, а не 70, как у "зауэра". Барклаем в латунную гильзу я вставлял розоватый капсюль центробой. Затем дедовской медной меркой с делениями в драхмах (драхма — 1,77 грамма) засыпаю в гильзу дымный порох марки "белый медведь". Порох упакован в картонную коробку с рисунком полярного медведя, прижавшим лапой ко льду нерпу. На другой стороне коробки показан в разрезе снаряженный патрон, рядом — табличка с навесками заряда пороха и снаряда дроби для ружей 12-го, 16-го, 20-го калибра.
Для 16-го калибра указано: шесть с половиной грамм черного дымного пороха и 30 грамм дроби. Насыпав порох, засыпаю меркой в гильзу тускло поблескивающие тяжелые шарики свинцовой дроби. Поверх дроби — тонкий картонный пыж, который для лучшего закрепления надо залить смесью воска с парафином.
На столе выстраиваются двумя рядами готовые патроны. Дюжина с дробью № 5 и дюжина с дробью № 4. Готовые патроны вставляю в открытый "бурский" патронташ. К пятнице все готово, уложено в рюкзаки и сумку. Отец по списку еще раз проверяет, все ли взято. Завтра утром осталось только купить свежий хлеб...
Не сразу заводится холодный мотор. Дергаю чуть ли не до упада заводную ручку. Наконец двигатель чихнул, затем еще раз, еще и ровно загудел. Отплываем. Выходим из Выдубецкого озера, проходим под мостом Патона, минуем арочный железнодорожный мост. Днепр распахнул свои берега, и вот уже за белым бакеном, у отмели замечаем первых "игроков" (чомг) — пролетных вестников осени.
Перед глазами картины реки все время меняются. То уютная заводь с остатками рыбацкого шалаша отойдет в глубь лугов, а дальше — потянется ровный берег с кустами лозняка. То откроется за поворотом глинистый обрыв с отвалами черных глыб, обрушившихся в воду. И мне живо представится, как там, в струях за глыбами, ходят темноспинные красноперые язи. Иногда выйдет к реке рыжий пласт железистого песчаника и уйдет в глубину речного омута, а там, в водовороте, вдруг ударит крупная рыба. То вынырнет чистая отмель с поющим под ногами песком, по которому так чудесно пробежаться летом и броситься в прозрачные речные струи. А вот широкая протока уходит за таинственный остров, поросший высокими осокорями и раскидистыми ветлами. Или прорежет луга глубокий залив, обрамленный кувшинками, где таятся пятн