Вчера на работе случайно узнал, что в эту субботу открытие охоты на зайцев по Киевской области. Сразу же позвонил домой отцу. Он поехал в межрайонный совет УООР и взял отстрелочные карточки в Барышевское охотхозяйство. А ведь еще на той неделе говорили: «ждите открытия на пушного не раньше первого декабря».

Суббота, 3 ноября. Подъем в полшестого. Надеваем резиновые сапоги, одеваем патронташи под телогрейки, за плечи вешаем вещмешки да ружья. Электричка на Яготин отходит в 6-57 с Северной платформы центрального вокзала. На перроне в желтоватом свете фонарей — несколько десятков оживленно-живописных охотников, вроде как ополчение. Кто в ушанке, кто в кепке или вязаной шапке, а кто и в танкистском или пилотском шлеме. Большинство — в ватных телогрейках, бушлатах или полупальто, кто-то в тулупе, а кой у кого удобные самодельные куртки из шинельного сукна. «Быстроходные» охотники совсем налегке — на них лишь штормовки. Помимо ружей в чехлах, у некоторых объемистые рюкзаки или солдатские вещмешки, а кто-то и просто с сумкой от противогаза для небольшого «тормозка».

На ногах у большинства резиновые, кирзовые, реже — кожаные сапоги. Некоторые в рабочих или туристических ботинках. С охотниками и их помощницы — собаки. Один со спаниелем, другой с парой борзых, третий со светло-серой лайкой. Есть и еще тройка гончих. Пегий спаниель суетится, опутывает хозяина поводком вокруг ног. Поджарые, высоконогие борзые стоят, понуро свесив свои узкие морды с круглыми навыкате глазами. Лайка послушно сидит у ног хозяина, навострив ушки, а лобастые гончаки — веером на сворке...

Некоторые, знакомые между собой, охотники оживленно беседуют. Кто-то озабоченно выглядывает опаздывающего напарника, а кто-то молчаливо стоит в стороне, потягивая сигарету. Увлекая за собой приятелей, раскрасневшийся парень с шапкой в руке спешит вдоль перрона, на ходу показывая своим, что надо заходить в задний вагон. Но этот вагон и так уже полон и приходится залезать в соседний…

В общем, царит обычная вокзальная суета. Охотники — пожилые и молодые, но больше средних лет. Худощавые и полные, высокие и не очень — все такие разные, но все одержимые общей страстью. Ведь впереди охота!

С трудом находим себе места в вагоне. И куда это охотники с утра едут в выходной?! Можно ведь еще поваляться в теплой постели до позднего рассвета, никуда не спеша. Потом чашечку ароматного кофе выпить, закусить, или пару стаканов крепкого чаю с крендельком. Посмотреть телевизор, почитать интересную книгу, послушать музыку. Перед обедом смотаться в соседний магазин и прикупить того-сего там для продолжения отдыха…

Что-то неразборчиво пробурчал репродуктор, двери захлопнулись и, наконец, поехали.

В Борисполе в вагонах стало посвободнее, а первые охотники сошли в Кучакове. Мы вышли на одну остановку дальше, в Селычовке, и с нами еще десяток охотников.

День серый, небо затянуто плотной, низкой облачностью. Снега нет, сошел на той неделе. Когда выходили из дома, чувствовался слабый морозец, тут же явно выше нуля. Пахнет влажной пашней, увядшими травами. Пока сложили ружья и пристегнули к ним ремни, остальные охотники уже пропали из виду.

Мы пошли краем низины, густо поросшей луговым разнотравьем.

За лесопосадкой затемнела пластами чернозема пашня. И здесь, метрах в ста от нас, поднялся заяц. Не зря, значит, ехали —дичь есть! Где-то далеко впереди приглушенно прозвучали два выстрела. Пересекли мы вязкую пашню, и пошла залежь. Прямо передо мной, в полусотне шагов, взметнуля русак и тут же исчез в увядших травах. Я только ружье на плечо вскинуть успел…

Пройдя километра два, встречаем двоих местных пожилых охотников. У одного за плечами на ремне русачок спинку седую показывает. Зайца они взяли на пахоте и видели еще одного. Они нам посоветовали не идти прямо. Там вскоре будет дорога, дачи и Барышевка, и мы отвернули вправо в сторону Борисполя. Обогнув с юга село Селычовку, подошли к мелководной речке Ильте. За речкой потянулись обширные залежи злаков, цикория, тысячелистника, лопухов толщиной в руку. Когда все это разнотравье летом цвело, какой аромат тут витал, какое разнообразие красок!

Места и сейчас приятные, но не подн

имается здесь заяц. Больше он все же пашню любит. Да здесь, наверно, и не позволит заяц застать себя врасплох.

Стал накрапывать небольшой дождик, и совсем приуныли окрестности. Слева от нас показалось трое охотников. Оттуда донеслось два выстрела. Один из охотников побежал в сторону, остановился, постоял и повернул обратно.

Мы вскоре перешли грунтовую дорогу, миновали село Морозовку. Идем через огороды с торчащими кое-где зелеными капустными черешками, полосками сухой кукурузы, с мелкими пестробокими тыквами, поклеванными грачами.

Следующий заяц лежал на меже, поросшей густым пыреем. Подпустив нас шагов на полтораста, он помчал во всю прыть, пробежал метров двести и сел на поле столбиком. Посидел, осмотрелся и припустил дальше. Хотя сегодня только первый день охоты, зверь лежит не крепко.

Далеко впереди замаячило одинокое дерево. Подходим ближе. Старая ракита растет на краю небольшого кочковатого болотца, сейчас уже сухого. Отец предлагает сделать привал и попить чаю. Из сухих веток, собранных под ракитой и в ивовых кустах, разводим костер, кипятим воду в котелке, завариваем чай. Устраиваемся на двух соседних кочках, как на высоких табуретках с мягкими подушками из сухой осоки. Достаем из рюкзаков чашки, сахар, хлеб, сало, сыр. Слышны голоса коноплянок — мелодичных певуний сельских околиц, кочующих в полях в поисках семян. Над землей стелется дымкой туман. С неба срываются редкие дождевые капли. Все вокруг отсырело. Мало света, мало звуков, потухшие краски — поздняя осень в полях. Стайка щеглов опустилась над лопухами неподалеку и принялась шелушить его колючие корзинки, тихонько пересвистываясь. Птичья суета приятно оживляет совсем потускневшие окрестные картины.

Подкрепившись, мы снова отправляемся в путь. Вдали показался курган, где-то там, правее, станция Кучаков, к которой мы будем выходить.

Плоская равнина, хотя и очерчена линией горизонта, но нет ей предела. Идешь и идешь, монотонно переставляя ноги. Перед глазами пашни и луга, поросшие тростником, лозняки, вербы и затерявшиеся в этих просторах дороги, речка, села. Думается о далеком и близком, вспоминаешь прошлое и возвращаешься в сегодня...

Ровную, как стол, пашню сменяет ровная, как футбольное поле, залежь, и вновь тянется пашня. Иногда зеленым ковром радует глаз густая озимь.

Медленно приближаемся к высокому кургану. А короткий день уже меркнет, дали окутываются серой дымкой. К железнодорожной станции мы подходим уже в полной темноте.

В понедельник на работе повидал знакомых охотника. Олегович был друзьями в Хмелевке — только видел трех зайцев, но ни разу не выстрелил. Саша с другом ездил в Ставище — подняли двух зайцев и одного взяли. Друг отца, Леонид Алексеевич, был в Семиполках, видел зайца и стрелял по лисице.

Быстро прошла рабочая неделя, и мы снова едем с отцом на охоту. Электричка отходит в то же время. Сели во второй вагон. Тут уже расположились с десяток охотников. Двое с гончими. Крепконогие псы багряного окраса с черными чепраками ведут себя степенно. Улеглись под сиденья и дремлют, положив морды на вытянутые лапы.

Вышли мы на небольшой станции с веселым весенним названием «Майская». Вокруг никаких строений. Вдоль железной дороги тянется лентами лесопосадка. По равнине стелется небольшой туман. Тепло и сыро. Едва только начинает светать. Отходим от железной дороги примерно на километр, идем по пахоте. Зверя нет. Перешли на другую сторону путей, и пошли в южном направлении. В небе невысоко пролетело стайка каких-то уток. Проводил их взглядом, пока они не скрылись в туманной дали. У реки Трубеж есть старые торфяные карьеры, туда, наверно, утки и полетели.

Идем не спеша. Проходим то залежь, то пашню, то по откосам овражков, в которых с весны стоит вода. Летом в них ловится карась, держатся утки. Они обычно зарастают камышами, тростником, а посередине — открытые зеркала воды. Глубина там по колено, иногда до пояса, редко глубже. Идем по невысоким травам.

Вдруг в шагах двадцати от меня выскакивает заяц и, делая резкие броски в стороны, уходит, набирая скорость. Меня как током ударило от неожиданности. Выстрелил раз, второй. Заяц, подняв уши, быстро отдаляется. Стреляет отец. Русак, споткнувшись, летит через голову кувырком. Я срываюсь с места и мчусь туда, где он упал. Подбегаю, поднимаю за задние лапы. Хорош! Улыбаясь, подходит отец.

— Красиво ты его срезал, — говорю, радуясь удаче.

— Да, неплохо. Но к тебе-то он был ближе, — отвечает батя.

Сбивчиво рассказываю, как стрелял, и берусь нести ушкана как бы в исправление своих промахов. Торочу его на снятый ружейный ремень, скрестив лапки. Вешаю зверька за спину, и мы снова продолжаем охоту. Выходим к двум старым грушам, растущим у грунтовой дороги. За дорогой простирается луг с двумя озерками, а слева от дороги виднеется большой стог соломы. Время полуденное, и мы направляемся к стогу, чтобы устроить привал.

— В стрельбе, конечно, нужна постоянная практика, — говорит отец, нарезая овальными дольками полукольцо колбасы. — Мой земляк, Константин, сначала зайцев мазал безбожно. Кто-то ему подсказал или он сам додумался: стал завзято упражняться — стрелять по катящемуся днищу бочки. И, представь, так наловчился, что без зайца с охоты не возвращался…

Я с интересом слушал, и, как говорится, мотал на ус.

— А вообще-то имей ввиду: заяц, сорвавшись с лежки, не идет прямо, а делает сначала на бегу три-четыре броска в стороны. Поэтому надо дождаться, когда он будет бежать уже ровно и тогда стрелять.

Перекусив, складываем вещмешки, берем ружья наизготовку. Пошли полем. В левой стороне раздалось четыре выстрела, и через некоторое время оттуда показался заяц. Мы присели. Куда он пойдет? Вдруг набежит. Но заяц прошел стороной вне выстрела и скрылся в лощине. Идем, пересекая грунтовку с деревянными столбами электросети, тянущимися по обочине. И вскоре подходим к большому болоту, называемому «Сулимовым». Тут лет пять тому мы удачно охотились на чирков. За болотом потянулись лужки, а за ними снова поля. Из стерни с шумом поднялась большая стая куропаток и умчалась, растаяла в серой дымке. Вдалеке показалось четверо охотника, идущих в линию. Послышался оттуда выстрел. Может быть, что-то и взяли.

Перед нами раскинулась обширная луговина. Отец проходит рядом с озерком-болотцем. Вижу, как из середины болотца поднимается крыжень. Батя вскидывает ружье, стреляет и птица, снижаясь по наклонной, падает в осоку. Все это происходит у меня перед глазами, как в кино. Отец подбирает добычу и подымает в руках, показывая мне. Я рад — какая удача! Пройдя луговину, сходимся вместе. Ну и крыжня взял батя, тяжеленный, как гусак.

— Гусак, не гусак, а хорош! Отъелся здесь ракушками в болотцах да зерном на полях. Одним словом — материк! — довольно заключает отец.

Селезень радует меня даже больше зайца. Отец привязывает крякаша к своему патронташу, поскольку у меня уже есть ноша. Мы поворачиваем прямо на станцию. Вечереет. Пора возвращаться...

В следующий раз на охоту мы смогли поехать лишь в последнюю субботу декабря. Перед этим у нас опять успела погостить зима. В начале декабря выпал пушистый снег, плотно укрыв землю белой периной. Мороз сковал льдом Днепр. Но неделю тому пришла сильная оттепель. Вся зимняя красота стала быстро таять. Опять кругом ни зима, ни осень.

Проехав Борисполь, сходим с электрички на знакомой станции «Майская» — еще темно. Половинка луны тускло проглядывает сквозь тонкую пелену облаков. Темнеет полосой придорожная лесопосадка. Ветра нет. Тихо. Земля мягкая, снега нигде не видно. Температура плюсовая.

С нами на станции вышло еще пятеро охотников. Усевшись на перронной скамейке, принялись завтракать, дожидаясь рассвета. В посадке цвиринькает зарянка. Вот удивительно! Ведь был глубокий снег, сильный мороз, а тут — зарянка — как она пережила все это?

Понемногу светает. Проступают очертания дальних кустов и отдельных деревьев. Подали голоса овсянки у дороги, посвистывают среди бурьянов снегири. Удаляемся от железнодорожного полотна, держа путь на село Иванков. Сначала шли по травянистой залежи. Потом началась зябь. Плохо, тяжелая она сейчас! Напитавшись влагой от стаявшего снега, чернозем стал вязким и налипает на сапоги десятифунтовыми «галошами» — еле ноги переставляешь с этой тяжестью, никак ее не сбросить, пристает как клей. Идти невмоготу. Вспаханные участки стараемся обходить, да их, на счастье, и попадается немного.

Где-то в стороне изредка звучат выстрелы, а у нас — «без перемен». Вышли к реке Ильте с синеватой водой, перебрели ее. За речкой раскинулась пустошь с бурьянами, невысокими кустами дрока и ивняком. Не прошли от речки и полсотни шагов, как отец, подает знаки рукой: давай, мол, ко мне. Подхожу. В траве, под кустом лежит мертвый зайчик с поклеванным боком, клочки шерсти вокруг. Шея, грудь и передние лапы у него рыжеватые — «болотный заяц». Такие держатся больше по мокрым местам. Пропавший подранок, наверно.

Из норки под кустом показалось совершенно белый, подвижный как ртуть, зверек — ласка. Нас увидала и тут же обратно в норку юркнула.

Впереди поднялась большая стая щеглов, замелькала ярко-желтыми зеркальцами крыльев. Покружив, птицы отпустились в заросли бурьянов. Начал появляться небольшой туман.

Пересекаем неширокую вспаханную гривку. На влажном черноземе отпечатались копытца косуль. Сразу и не поверилось, что тут косуля может быть, но следы-то ее перед глазами. Отец показал рукой вперед и сказал:

— Смотри, вот роща темнеет, туда она и пошла, там и живет, наверно.

Постояв и оглядевшись, мы повернули правее и, дойдя до реки Ильты, снова перешли ее. Далеко впереди показались небольшие строения. Когда подошли — оказались сарайчики, сооруженные огородниками из подручных материалов: старых досок, обрезков жести, фанеры, линолеума. Кое-где валялись дырявые ведра, мешки, поломанные корзины. Окон в сарайчиках не было, а через пустые дверные проемы виднелись у стен лавки или лежанки. В общем, — простые укрытия от жаркого солнца и непогоды.

Огороды давно уже перепаханы. Только сухие стебли ботвы и бурьянов кое-где остались на голой земле, да по межам торчат почерневшие стебли подсолнухов и кукурузы. На коротких «тычках» была протянута проволока с жестяными банками. На отдельных кольях болтались пластиковые бутылки со срезанным дном и полиэтиленовые кульки. Все это, очевидно, служило защитой от крылатых и четвероногих любителей овощей, в том числе и от зайцев. Ну, и где же эти зайцы?!

Мы пошли по огородам напрямик. Кое-где грядки перемежались невозделанными участками, заросшими густым пыреем. В одном таком месте, шагах в тридцати от меня взметнулся серый зверек. Я выстрелил навскидку, но безрезультатно. Рядом была заросшая травой ложбинка, и зверь удачно ею воспользовался. Подошел отец.

Мы тщательно протоптали окрестность, но ничего не нашли. Разойдясь, снова продолжили свой путь. Миновав огороды, вышли к тростниковому болоту, окаймленному полосой невысоких трав.

Решаем по траве обойти с двух сторон тростниковую серединку. Ноги мягко ступают по травянистому ковру. Приятно идти, не то что по вязкой пашне. Двигаюсь неспеша, поглядывая вперед и по сторонам. Отец уже скрылся по другую сторону тростников. Вдруг слева, шагах в десяти, что-то метнулось. На махах помчал от меня заяц — уши торчком. Я стволами его быстро накрыл и выстрелил с поводкой. Заяц невысоко подпрыгнул и упал. Бегу к нему. Пробегаю шагов пять, и тут вдруг прямо из-под ног вырывается второй заяц. Я растерялся от неожиданности и не сразу сообразил, на какой спуск надо жать. Наконец выстрелил из второго ствола — и... Смазал. Ай-яй-яй! Стою как вкопанный, озираюсь. Вот так-так. Досадно.

Отец, обойдя тростники, ко мне подходит. Я тем временем зайца на ремень торочу. Батя доволен, улыбается и спрашивает:

— Вторым свалил ?

— Нет, — отвечаю, -— по второму зайцу стрелял.

Как по второму? — удивляется.

— Да он из-под ног у меня выскочил, когда я к подстреленному бежал.

— Так, где же этот второй?

— Ушел.

— Отчего же ты только раз по нему стрелял?

— Я ствол не перезарядил.

— Ну, как же так?! Оба ствола на охоте должны быть заряжены. Дал ты, парень, маху.

Я, конечно, сознавал свою оплошность, но по-юношески задиристо оправдываясь, сказал :

— Да и так повезло, есть у нас заяц.

Но отец продолжал меня журить. Сейчас я его хорошо понимаю. С тех пор случай такой у нас больше ни разу не повторялся ...

Издалека донесся выстрел, потом второй, третий, четвертый... Где-то уже отобедали и «глаз проверяют». Я повесил зайца на спину и хотел, было, отправляться дальше, но отец посмотрел на часы и сказал:

— Самый раз нам сейчас перекусить, полпервого уже ...

Хорошо на охоте декабрьским днем выпить горячего чаю. Да еще когда рядом на сухой траве лежит выкунявший белобрюхий русачина! Радости моей не было предела. Мы весело говорили с отцом об охоте, вспоминали разные случаи, а я все посматривал на добытого ушкана.

Через четыре дня Новый год, а там зима побудет и пройдет. Наступит весна-красна, лето, а потом снова придет осень. И снова я буду вместе с отцом охотиться, путешествовать по Днепру, пойменным лугам и полям среди постоянно влекущей меня природы…