Прошло больше месяца после нашей предыдущей охотничьей поездки. В институтском парке с ясеней осыпался весь золотой лист, а клены еще продолжали ронять свой разноцветный убор. Уходили дни золотой осени, завершался красочный листопад. Подошло лучшее время утиной охоты. На субботу отец наметил выезд, а в среду, 20 октября, похолодало и выпал снег с вершок толщиной. Я очень расстроился, как бы отец не отменил поездку. Но на следующий день температура воздуха поднялась до +5 и от снега почти ничего не осталось. В субботнее утро мы вдвоем отплыли на лодке. Слабый ветерок чуть рябит серую воду. Дали прячутся в синеватой дымке. Небо плотно затянуто слоистыми серыми облаками. А мое сердце ликует — новая поездка, новые впечатления, два дня среди природы. Это прекрасно!

На Днепре замечаем остроносых нырков-чомг. Значит, должна подойти и «северянка». (Так киевские охотники называют пролетную, не местную, утку разных пород). Чомги часто ныряли за рыбкой и держатся под водой с полминуты. Пролетела над рекой стайка белобокой чернети, приманчиво замелькав крыльями, и скрылась за поворотом. Часа через полтора мы достигли устья старицы Шиляговки и заплыли в нее порыбачить. Стайка каких-то уток взлетела с плеса и унеслась облачком в просторы неба. Поспиннинговав на плесе и поймав трех щучек, через протоку мы вышли в Вишенский заход и, пройдя вдоль большого острова, пристали на нем в заливе. В северной части остров кое-где порос лозняками, тополями, вербами, а в южной на нем были озера. Они представляли собой остатки проток, оживавших в весеннее половодье. Отец взял ружье, надел патронташ и мы пошли на охоту. Ближнее озеро было вытянутое, шириной шагов полста. Густые заросли кубышек торчали из сильно обмелевшей воды по обоим его концам. На берегах и в воде росло несколько темно-зеленых высоких кустов куги с коричневатыми кисточками семян на заостренных концах круглых стеблей. Не успели мы подойти к воде, как справа, из кубышек, взлетело четыре кряквы и две чернети. Отец выстрелил, но без результата.

— Так дело не пойдет, — сказал, — надо подходить поосторожней.

Мы пошли ко второму озеру, лежащему среди лоз дальше в шагах полтораста.

— Стой здесь, никуда не отходи, — тихо скомандовал отец, оставляя меня у ветлы, когда впереди заблестела поверхность воды.

Сам осторожно пошел к озеру, прячась за кустами. Прошло больше минуты томительного ожидания. Вдруг с озера донесся шум влетающих уток, и я увидел шестерку крякв, быстро махавших крыльями на подъеме. Один за другим ударило два выстрела. Одна утка, обмякнув, упала с громким шлепком на воду. Меня сжигает нетерпение. Окликаю отца и стремглав бросаюсь на его голос. Он идет навстречу, неся за растянутое крыло крякву.

— Ура-а-а! — вырывается у меня.

— Да не ори ты, всю дичь распугаешь, — резко обрывает меня, — рядом есть еще озеро.

Какая большущая утка! Рассматриваю ее, беря в руки. На спине и боках бурые перышки со светлыми ободками. Крепкие, тугие, сизоватые маховые перья. На второстепенных маховых — красивые фиолетовые «зеркальца» с белой оторочкой. Брюшко — в густых продольных пестринах. Голова сероватая с темно-оранжевым клювом, сверху коричневатым, по краям, у основания с черноватыми пятнышками. Понесу ее сам. Бережно цепляю крякву на ногавку.

Третье озеро, самое большое, было расположено в отлогих песчаных берегах, открыто среди песков, поросших кое-где узколистой полынью и колючеплодным дурнишником. У воды перебегали какие-то кулички, а посредине озера плавала стайка нырковых уток. Подойти незаметно к ним было невозможно. Снизившись, над озером с шумом пронеслась стайка чирков. Глядя на плавающих уток, отец сказал: