«Понятие о земле, как о сообществе, составляет основу экологии, но любовь и уважение к земле принадлежит этике».
«Календарь песчаного графства»
Олдо Леопольд
В конце июня приходят самые длинные дни: смеркается часа за два до полуночи, и многое можно успеть до темноты. В пятницу, после работы договорились с другом Гариком проехаться на велосипедах. Велосипед — вещь чудесная: садишься и просто нажимаешь на педали. И с экологией выходит порядок и гиподинамии не будет. Движешь себя сам и видишь, слышишь, чувствуешь окружающее каждой клеточкой тела, одним словом, живешь на полную.
В семь вечера выехали за город. Шины сначала шуршат по асфальту, а через час сворачиваем по грунтовке в луга. Поднялся встречный ветер, наплывают с севера тучи, сверкает у горизонта. Проскочить бы до дождя! Жмем на педали, мчим через душистые луга в густеющих сумерках. Перебравшись через мокрую низину, выходим к старице, обросшей лозняками и вербами. Находим ровную сухую лужайку и ставим палатку среди трав в шагах двадцати от воды. Ветер стих, гроза прошла стороной. Купаемся в тихой воде среди отражений звезд, и уходит усталость. Потом разводим костерок из сухих веток краснотала, делаем чай, что бы утолить жажду. Над нами распростерлось безграничное небо с яркой полосой Млечного Пути…
Кажется, только легли, а уже светает — зарозовел бок палатки. Пышное утро встречает искристой росой, ароматом воды, лугов и безоблачным небом. Гарик принимается взабродку ловить плотвиц на ракушек-витушек, набрав их тут же со дна старицы. Я со спиннингом отправляюсь вдоль берега по росистым осокам, обходя ивняки, и бросая блесенку в разводья среди листьев кувшинок. Двое сельских рыбаков с челна ловят линей по мелководьям. Заметив, где спугнутый линь забился в ил или водоросли, они осторожно подплывают, наставляют сверху корзину без дна и шарят в ней по илистому дну руками. Под ивняками противоположного берега приехавшие горожане с двух надувных лодок удят красноперок.
Солнце поднялось над вербами, заглянуло в неподвижную воду и слепит отраженьем. Высохла роса, стало жарко, клев перестал и пора возвращаться. Мой улов — щуренок и два окунька. Еще брала щука-травянка, но завела в густоту кубышек, крутнулась, мелькнула белизной брюха и была такова. У Гарика в садке с десяток красноглазых плотиц, пара из них больше ладони. Рыба есть — будет уха. Только мы собрались ее варить, подъехали две «автокомпании». Стали рядом, запустили магнитофоны, затрещали кусты под топорами, две овчарки с лаем зарезвились на лужайке. Нам невольно подумалось о смене места…
Тропа повела вдоль берега, а потом через болотистую луговину. У озера дети и взрослые рвут длинные стебли пахучего аира, — завтра Троица. Проезжаем тихое село с церковью. В открытые двери храма видны снопики свежей зелени вдоль стен.
Лугами снова выезжаем к реке; находим отлогий, песчаный берег. Здесь располагаемся: ставим палатку и варим уху. Вокруг не кошеный луг, травы выше колен, и обилие цветов. Желтый подмаренник-кашка, розовые луговые гвоздички на тонких стебельках, белые плотные щитки мелколистого тысячелистника, темно-синие заостренные соцветия вероники, красный и белый пушистый клевер, крупные одиночные корзинки белых с желтой сердцевиной нивянок, называемых чаще ромашками. Кое-где царственно высятся василистники с желтовато-зеленоватыми кистями ворсистых цветков. В западинках и понижениях прячутся куртины касатиков-ирисов со струйчатым желтоватым зевом внутри бархатных темно-синих лепестков. Рядом, на высоких ребристых стеблях с пильчатыми листьями поднимает розоватые густые соцветия лекарственная валериана. Луг пахнет — не передать, а подмаренник — просто медом.
Перелетая и присаживаясь на красноватые метелки конского щавеля, распевают белобровые луговые чеканчики, по кустам, на выступающих сухих ветках неумолчно щебечут серые славки, желтые трясогузки взлетают из-под ног и с тревожным писком порхают над травяным безбрежьем...
Солнце село на вершины дальних ветел. Вечереет. Дотемна рыбачим на соседнем круглом озерке. В окнах среди листьев белых кувшинок клюют красноперки. На юго-востоке от горизонта поднимается огромная серебряная луна полным кругом. От нее так светло, что можно читать. Появляются комары и загоняют нас в палатку, но спать не хочется. Мы разводим маленький дымокур и долго сидим у палатки, тихо беседуя о разных разностях. Гарик делится своими мыслями: он хочет приделать к раме велосипеда сиденье для дочурки, чтобы брать и ее в походы. В соседних лозняках дают трели соловьи, но мало и уже не так страстно как в мае.
Новое утро.
Восход и рыбалку мы проспали. Восход не вернуть, а рыбы нам хватит и от вчерашнего улова. Гарик с фотоаппаратом спешит в луга охотиться на желтых трясогузок. Я переплываю зеркальный залив и через прибрежные лозняки выбираюсь на лужок с кустиками бархатистого алтея.
У лозняков замечаю первую ежевику — удивительно рано она поспела. Прямо со стебельками набираю небольшой букетик ее сизых ягод для чая. Хочется полюбоваться окрестностями залива. Иду вдоль берега. Из-под большого одиночного куста белолоза выскочила на воду чирковая уточка и беспокойно плавает рядом, тревожно негромко покрякивая. Все понятно, вон на воде в осоке торопливо пробираются кучкой десять ее оливковых малышей-пуховичков. Тихо отхожу, чтобы не распугать выводок, ведь отбившихся одиночек-утят быстро переловят серые вороны, сороки и ласки. Рядом с нашей палаткой соловьиная пара кормит птенцов. Заметив, что за ними наблюдают, соловушки издают тихое «тсс» и терпеливо выжидают. Только когда отвожу взгляд, продолжают кормить.
В полдень садимся на «велоконей», пора возвращаться домой — ехать больше полусотни километров, а хочется не спешить по жаре и еще покупаться дорогой. Накатанная грунтовка ведет лугами вдоль реки. На воде гудят моторки. Волны размывают обвалившиеся глинистые дерновины, взмучивая воду. По берегу везде, где растут вербы и лозы, стоят палатки отдыхающих. В ложке с обочины дороги слетают две куропатки. Одна с криком, припадая на одно крыло, как раненая, отбегает — отводит. Наверно, где-то рядом затаились птенцы, и мы спешим скорее миновать встревоженных птиц.
В воздухе постоянно заметны две-три крупные желтоватые бабочки. Это прекрасные махаоны. Здесь их столько, сколько иногда бывает капустниц. Видимо, где-то в лугах весенний пал миновал их перезимовавших куколок. Теперь все реже встречается эта бабочка, каждая встреча с ней запоминается, и я всегда радуюсь этому живому чуду. Подъезжаем к отлогому песчаному берегу. У причаленной моторки парень лет двадцати пяти раз за разом ударяет лозиной по песку. Приблизившись, видим там множество битых махаонов, некоторые еще двигают крыльями. Бабочки слетаются сюда на влажный песок. Говорю «отдыхающему»: «Зачем уничтожать красивейших бабочек»? Тот, бросив прут, с какай-то обидой в голосе отвечает: «А какая от них польза? Они ведь вредители»! Подходит Гарик и сурово уточняет: «Кто здесь вредитель»?
На этом подобные встречи не закончились. Проезжаем мимо обширного залива, делаем остановку. В заливе виден теплоход, к нему сходятся отдохнувшие. Почти каждый тащил охапку водяных лилий. Для чего охапку? Да и вообще зачем? Ведь быстро вянущие лилии выбросят, не доехав до города. Теплоход уплыл. Река успокоилась. На середине русла видны два утенка. Почему они одни без матери-старки? Наверно, выводок был распуган. Малыши сплывают по течению, рядом проносятся моторки. Один лодочник заметил утят и, крикнув подруге: «Галка, смотри, утята»! круто развернул свою «дюральку» и помчал на малышей. После этого утята на воде больше не появились…
Через две недели мы снова собрались в поездку. На этот раз Гарик был не один, а с женой Наташей и дочуркой. Двухлетняя Вероничка восседала на собственном креслице, крепко держась за руль папиного велосипеда