На лесных полянах переплелись лиловые колокольчики, белые цветки пастушьей сумки, голубые незабудки. Подошло время сенокоса. Собрался садовник Денис в луга. Косу взял, грабли приготовил, сала и крупы для кулеша не забыл и отправился.У самой опушки, там, где впадал лесной ручей в озеро, стоял Дениса курень. Стены из сухой травы, крыша соломенная. Возле входа на старом пне маленькая наковаленка-бабка, чтобы косу отбивать.

Устроился Денис около пенька, косу пучком травы вытер. "Дзинь-дон, дон-дзинь!" — отзванивает молоток по наковаленке. А для куницы Белодушки нет хуже звука. Сидела она сидела под кучей валежника, наконец не выдержала.

Выскочила на опушку и прямо к Денису. Шерсть взъерошена, хвост трубой, того и гляди зубами вцепится.

- Вот так зверь! Откуда такой взялся? — удивился Денис.

Белодушка фыркнула, как кошка, шмыгнула в заросли ежевики и пропала.

Вечером Денис долго сидел у костра, щуря на огонь маленькие серые глаза под седыми бровями. В озере плескались и посвистывали чирки. Далеко в полях бил перепел, да время от времени одинокий чибис неизвестно у кого спрашивал: "Чьи-вы? Чьи-вы?" Летняя ночь короткая. Заря с зарей встречаются. На рассвете проснулся Денис, ополоснул лицо озерной водой. Запела-зазвенела на опушке его коса, срезая высокую сочную траву. Слушали тот звон длинноносые кулики, настороженно глядели на высокую сутулую фигуру садовника задумчивыми глазами. Денис начал косить от озера, и только там, где низкий берег переходил в болото, осталась зеленая полоса осоки и небольшой заросший камышом островок.

Когда Денис вернулся в садовую сторожку, на берег озера стала наведываться Белодушка. Здесь она ловила лягушек, разыскивала в болотной тине жирных вьюнов. Не знала Белодушка, что озеро и заболоченная лесная опушка — владения болотного луня.

Жил лунь в густых камышах возле самого леса и был таким старым, что даже хвост у него из темно-бурого сделался сизым. Каждый день облетал он свои владения, высматривая зоркими желтыми глазами добычу.

Однажды утром повстречалась Белодушке среди камышей небольшая цапля — выпь. Клюв зеленый, крылья светло-коричневые, на голове черная шапочка. Белодушка прижалась к траве, хвост вытянула, только приготовилась броситься, но цапля пропала. Не улетела, потому что Белодушка бы увидела поднимающуюся птицу, не убежала — бежать некуда, вся трава скошена, а именно пропала. Будто в невидимку превратилась. Принялась куница обнюхивать камыши — бесполезно. Ветра нет. Болотные цветы, водоросли да застоявшаяся вода все запахи перебивают. Обошла Белодушка островок — нет никого.

А выпь и правда никуда не улетала. Над опушкой болотный лунь кружится. До леса ей не добраться. Да и не такой уж она мастер летать. Уцепилась выпь своими зелеными лапками за камышевый стебель. Вытянула длинную суживающуюся кверху шею. Голова и клюв тоже в небо смотрят. И стала похожа на прямую с заостренной верхушкой камышину.

Выпь, конечно, знала, что куница может заметить ее черную полосатую спинку и серые бока и поэтому внимательно следила за Белодушкой немигающими глазами. Сидя на камышине, она незаметно поворачивалась следом за Белодушкой той стороной, которой больше всего походила на камышевый стебель.

Но вот Белодушка оббежала круг, да так быстро, что перевернуться на камышине выпь уже никак не успевала. Тогда она просто перебросилась на другую сторону стебля, и тут куница заметила ее снова. В этот момент со стороны леса потянул ветерок, развеял густой болотный дух, и Белодушка почуяла дичь.

Ничто уже не могло спасти удивительную птицу, но вдруг острые когти вцепились в кунью шубку, и Белодушка оказалась в воздухе. Хорошо еще, что лунь схватил Белодушку не за шею. Она изогнулась, вцепилась зубами в толстую с кривыми когтями лапу.

"Куэк!" — закричал лунь, разжал когти, и Белодушка шлепнулась в озеро. Кое-как добралась она до суши, отряхнулась и притаилась в осоке. Выпь ее уже больше не интересовала. Дождаться бы только темноты да в Денисовом курене спрятаться.

Выпь тоже оставаться в камышах не решилась. В сумерках поднялась она над озером, вытянув шею, и, часто взмахивая крыльями, полетела вдоль ручья. Потом выпь опустилась в густую траву и, быстро перебирая лапками, побежала к едва виднеющимся в наступившей темноте тростниковым зарослям. Тростник рос здесь так густо, что не только кунице, даже камышевой овсянке негде протиснуться. Для выпи зато это место оказалось самым подходящим. Ведь бегает-то она не по земле. Ухватится своими длинными пальцами за тростинку и со стебля на стебель перескакивает. Да так ловко, что никому за ней не угнаться.