Главная / 2004 / Оружие и охота №4

КЛЕВЫЙ КЛЕВ.

Владимир Урсул.

Когда человек переваливает свой главный перевал или зенит жизненного пути, становясь старше возрастом, его память в самых ярких красках проявляет многие события детства и юности во всех подробностях, а вот произошедшее вчера, совсем недавно, правда не имеющее особой актуальности или значительности, за одну ночь может уйти навсегда за пределы памяти. И это естественный процесс: развиваясь организм накапливает информацию, а в клеточках серого вещества для этого достаточно не заполенных ячеек, которые и фиксируют все вновь пережитое и увиденное, чтобы потом через много лет подарить приятные воспоминания. Точно так и у меня. Иногда вспоминаются очень четко моменты, выплывшие из глубин памяти.

Карпы

Автовокзал пригородных автобусов западного направления располагался во Львове на площади Ярослава Мудрого, оттуда рейсовый "пазик" довез нас с рюкзаками, палаткой и другим необходимым на природе скарбом до окраины села Верещица, откуда до охотбазы километра полтора тянули все на себе. Я и мои друзья – братья Кривоченко – решили провести пару дней в самом начале лета на природе, и выбор пал на указанное выше место.

Окруженный лесом и ухоженный каскад прудов представлял собой перегороженное дамбами русло речки Верещица. Здесь были и маточный пруд, и пруд для выращивания рыбы на продажу, а там где разрешалась любительская ловля, были оборудованы по берегам специальные вымостки, имеющие номера. По принципу "рыба плавает по дну..." я выбрал "номер" у нижней дамбы, где поглубже. Мы еще не успели начать обустраивать лагерь, как проходящий мимо работник хозяйства спросил: "Хлопці, ви рибалити приїхали, чи відпочивати?" На наше удивленное молчание он посоветовал занять вымостки поближе к верхней дамбе, где на более мелком месте виднелась над поверхностью водная растительность. Прощаясь, он добавил: "Згадаєте мою пораду."

Мы послушались его совета, но прежде чем обустроить лагерь снарядили две трехколенные удочки и, отрегулировав глубину, постарались забросить как можно дальше от вымостки, ближе к траве. Минут пятнадцать заняла установка палатки, разборка вещей, устройство кострища. Младший из братьев, Саня, остался у палатки, а мы с Володей устроились на вымостке, и в нашем лагере воцарилась тишина. Минут через двадцать один из поплавков закачался на зеркальной глади, отражавшей противоположный берег, и почти с разу же по наклонной ушел под воду. Друг не прозевал и успешно вывел на мелководье карпа грамм на триста пятьдесят, где и подхватил его рукой.

Но вот незадача, ни садка, ни чего-либо другого, что могло его заменить, мы с собой не взяли. Пришлось из лески от старой донки изготовить кукан, сложив ее для надежности вдвое. Времени – скрутить леску не было – рыба в руках, а скрутить все же следовало бы...

Через некоторое время еще один карп оказался на кукане, а ближе к сумеркам клев участился, но все равно карпы выдерживали паузу пять-десять минут. Мы ликовали и хвалили советчика. Такая удача. На нее мы особо не рассчитывали, когда ехали сюда. С улыбкой обсуждали, как удивим родных своим уловом, к которому надеялись на утренней зорьке добавить еще несколько рыбин. Даже мой отец, заядлый рыболов, не всегда возвращался с такой добычей.

Утром на вымостки мы вышли в серых сумерках рассвета. Над зеркалом воды медленно скользили обрывки тумана. Утреннюю тишину нарушили два булькающих всплеска от упавших в воду наживок. Казалось этот звук прогремел над водой, а отразившись от деревьев на противоположном берегу еще и усилился. Но вот все смолкло. Наконец, первая поклевка. И пошло... На кукане шевелил плавниками уже целый "косяк" рыбы, по моим подсчетам там было более тридцати хвостов. Мы чувствовали себя настоящими ассами-рыболовами, будет, чем удивить родных...

Солнце поднялось над деревьями и осветило верхний край дамбы, вчерашний советчик, проходя мимо с улыбкой, спросил: "Ну як, рибалки, чи був я правий вчора?"

Я захотел с гордостью продемонстрировать наш улов и, ни слова не говоря, поднял тяжелый кукан над водой, улов был солидный. Но лучше бы я этого не делал. У всех на глазах, очень медленно, как в замедленной съемке, рвется старая леска, из которой был изготовлен кукан. Карпы, плюхнувшиеся в воду, на мгновение замерли, образовав круг – хвосты внутрь, головы наружу. Но в следующий миг рыбы исчезли, словно растворились в родной стихии.

Володя на вымостке с очередным карпом в руках смотрел на меня удивленно округлившимися глазами с открытым ртом, а затем с возгласом "э-эх." зашвырнул пойманною рыбу чуть ли не на середину пруда. Следует отдать должное работнику охотхозяйства, сохранившему самообладание – без улыбки и комментариев он двинулся по своим делам. Озадаченное молчание среди нас длилось недолго, передавая кукан из рук в руки, мы хохотали. Да, удивили родных удачным уловом.

Дома, конечно, никто нам не поверил. Истинную правду считали чистой выдумкой – рыбаки, мол, все одинаковые. Но зато сейчас при встрече с друзьями во Львове достаточно одного, даже случайного, упоминания о Верещице, чтобы вызвать улыбку на лицах собеседников.

Караси

Если взглянуть на карту Львовской области, то в западной ее части можно увидеть кружево тонких голубых линий, иногда прерываемых неправильной формы кляксами того же цвета. Эта часть Галичины, находящаяся на самом водоразделе далеко от серьезных водных артерий, все же изобилует периферийной системой, вполне обеспечивающей запросы немалочисленной когорты местных любителей рыбной ловли...

Устремившийся на Самбор пригородный поезд миновал окраину Львова со станцией Скнилов, расположенной неподалеку от военного аэродрома (сейчас это название известно всему миру, чему причиной разыгравшаяся здесь в 2002 году трагедия), и довез меня до Великого Любеня, что в километрах двадцати пяти от города. Львовским рыболовам прекрасно известен местный Любенский пруд. Но я, следуя совету отца, повернулся спиной к станции, поселку и, главное, к пруду, оставил справа железную дорогу и речку Верещица за ней и к восходу солнца вышел на громадный луг, за которым темнела полоса леса. Некошенная луговая трава поднималась выше колен, нанизанный на нее бисер утренней росы переливался бриллиантовыми блестками. Кое-где на лугу виднелись островки ольховых зарослей, к одному из которых я и направился. Здесь деревья спрятали в своей тени круглый, словно циркулем очерченный, плес открытой воды диаметром до тридцати метров. Вдоль заболоченного берега стояли довольно большие ивы, купая свои корни в прозрачной озерной воде.

Здесь я не торопясь собрал и настроил складную бамбуковую удочку с поплавком из гусиного пера, насадил червя на крючок и аккуратно, стараясь не создавать лишнего шума, положил снасть на воду. Посмотрев пару секунд на застывший в воде поплавок, взялся за второе удилище, но не успел его даже вытянуть из чехла, потому что краем глаза заметил поклевку. Оставив в покое вторую удочку, успел вовремя сделать подсечку, и у меня в руке оказался серебристый карась, не крупный, но и мелочью его уже не назовешь.

Сменив наживку, я снова закинул удочку и, не отрывая глаз от поплавка, потянулся за второй, но не тут-то было, ее снова пришлось оставить в покое. Поклевка повторилась, и еще один карась оказался в садке. Про вторую удочку пришлось забыть, как и обо всем остальном. Караси клевали беспрерывно и не давали времени на передышку. Такой удивительной рыбалки у меня еще не было. Стоило грузилу опустить крючок с наживкой на глубину, как поплавок сначала нерешительно, словно пробуя свою свободу, шевелился, потом плясал от радости на месте и, наконец, решительно двигался в сторону. Активный клев полностью завладел моим вниманием.

В какой-то момент, оторвавшись от поплавка, я с удивлением обратил внимание, что лучезарное светило, давно высушив траву, перевалило за полдень. Довольно длительный промежуток времени для меня пролетел как один миг. Странным было то, что клев продолжался и в разгар дня, увлекая и заманивая. Но я все же пересилил невольное желание продолжать ловлю и минут пятнадцать сидел на берегу, расслабившись и приходя в себя. С трудом подняв из воды садок с карасями, я удивился солидному улову.

Уже в вагоне электрички я взглядом прощался с лугом, отыскивая глазами такое замечательное и, очевидно, мало кому известное карасевое место. Озеро это и сейчас стоит у меня перед глазами...