Никогда не мог я равнодушно относиться к ночным птицам. Слова "сычь, сова" возбуждали во мне какое-то неопределенное, таинственное и вместе с тем чрезвычайно симпатичное представление, с которым всегда связывалось воображение чудных летних ночей в лесной глуши с их поэзией и чарами. Я с особенным удовольствием вызываю из своей души воспоминания о моих ночных походах в совиное царство, в Резнаковский лес, верст за 7 от нашего села. В час ночи выходил я из дома. Все кругом было тихо, все спало еще крепким, живительным сном. Нигде не виднелось проблеска зари. Золотые звезды ярко сияли в темном небе. Большая Медведица склонилась своим дышлом над землей и отчетливо кидалась в глаза. Я бодро шел по темным холмам и жадно вдыхал в себя чудесный ароматный воздух летней ночи. В кустах временами сонливо шуршали кузнечики, где-то над полями, взвившись в темную вышину, чуть слышно заливался жаворонок своими радостными, беззаботными, свежими, как эта ночь трелями.… Но вот издали зачернела стена Резнаковского леса; я приближался к границе волшебного царства, и с каким, бывало, сердечным замираньем, с каким ожиданием чего-то чудесного входил я под темные своды леса и прислушивался в тишине к каждому малейшему шороху, казавшемуся мне шагами какого-то таинственного, волшебного существа, вышедшего из неведомых никому убежищ. С каким нервным трепетом слушал отдаленные, зловещие раскаты совиных возгласов, гулко раздававшиеся по всему темному царству молчаливого, но вместе с тем наполненного какою-то особенною, волшебною жизнью, леса. Мне казалось, что сова перекликается с невидимыми духами ночи и ведет с ними свою таинственную беседу…
Вчера тихий чудный вечер опять сманил меня в Резняковский лес. Веселые лучи заходящего солнца почти горизонтально сквозили между соснами и местами, играя, падали на зеленую листву орешника и черемух, беспечно растущих под тенистым гостеприимным покровом соснового леса, над вершинами которого сияло теперь голубое небо. Кое-где плыли по нему золотые, прозрачные подрумяненные облачка, постепенно уменьшаясь и, наконец, совершенно исчезая, как бы утопая в лазуревой глубине мира.
Я долго бродил по лесу, но сов не нашел. Домой не хотелось идти, я решился отправиться на мельницу, которая была отсюда не более, как в версте, взять там лодку, и провести ночь на реке, в глухих лозах.
Когда я выходил из лесу, солнце опускалось за горизонт, ограниченный синею полосой лесов. Светлый полукруг его бросал еще последние розоватые лучи на березовые и ольховые рощи, между которыми направо виднелись луга и нивы с изумрудными переливами ржи. Вот и совсем исчезло солнце, и чудная нежно-пурпурная заря охватила весь небосклон. Колорит окрестностей сразу изменился; на них легли тонкие, дымчатые тени.
Через полчаса я уже подходил к мельничной плотине, с удовольствием прислушиваясь к однообразному, но веселому шуму колес. Около амбара на берегу озера, между телегами с мешками, уже пылал костер, отражаясь в воде и освещая трепетным светом смуглые лица крестьян, полулежа и сидя расположившихся около него для приготовления ужина в черном задымившемся котелке, привешенном на треножках.
Озеро, окаймленное высокими стенами камыша, было спокойно. На его совершенно гладкой поверхности разлился розовый отблеск зари. По временам только всплеснувшаяся рыбка рябила эту зеркальную гладь расходящимися концентрическими кругами. Приятная свежесть и запах водорослей охватили меня тотчас по приближению к озеру.
Я подошел к крестьянам и поздоровался. Они взглянули на меня и, не торопясь, не изменяя позы, приподняли шапки. В это время подошел к нам и напудренный мельник Михайло.
— А, добрий вечір, паничу! — Ласково сказал он, подавая мне руку.— К нам на охоту прийшли?
— Да вот, на лодке хотелось бы проехаться. Может быть в лозах уток найду,— отвечал я, указывая рукою на вершину озера.
— И ви проти ночі підете? І не лячно?— удивительно спросил Михайло.
— Да чего бояться? Теперь такие славные ночи, да и месяц скоро взойдет.
—А если водяной вспугнет, или лодку перевернет!— серьезно предупреждал Михайло, закуривая свою люльку.
— Ну вот!.. Я этого не боюсь. Тут водяные не живут,— отвечал я смеясь.
— Да вы не смейтесь, — внушительно вмешался бородатый крестьянин с широким лицом, только что переставший мешать в дымящемся котелке. — Вон, позапрошую ночь, что с моим племянником Иваном случилось! Да вы его знаете, должно. Він у Бурми в наймах служить.
Я утвердительно кивнул головой.
— Поїхав він на човні опівночі рибу з неротків вибирати. Вибрав з одного три добрих щучки і став до другого під’їзжати. Он коло того кущика очерету. А глибина там чимала. — омуток значить…Став він під’їзжати… І як ухопить щось зненацька за дно човна, та й зупинилося одразу. Ані руш! Він давай гребти, аж упрів! Та де там! Стоїть, наче цвяхами прибитий! Нічого робити; встав він на ноги, гребонув раз, другий з усієї сили… Раптом, як штовхне його, як полетить мій Іван головою в воду!.. І човен вверх дном перевернувся!.. Випірнув він, та тільки-но хоче рукою за човен ухопитись, а тут його за ногу схопить і вниз потягне… Бився, бився він, бідолаха: зовсім вже було топитися зібрався — та здогадався руку вверх підняти і перехреститись. Як перехрестився, так його ногу й відпустило. Ухватився він за човен, сів на нього верхи, та абияк до берега доплив. До самісінького світанку там, в очеретах, просидів, поки очухався. Більш і в човен не сідав… Пішки до млина прийшов, як смерть блідий. От бачите, що може трапитися! І ви не зарікайтесь. Ніч — не день!..
— Так, кто же это?.. Водяной подшутил, что-ли? — спросил я с притворным любопытством.
— Хто ж іще! Звісно що він, — авторитетно ответил рассказчик.
— Який там водяний!.. А як би він назад гребонув, то човен і рушив би з місця. За траву зачепився — та й годі! — заметил молодой крестьянин, лежавший на спине и жевавший соломинку.
— Так! Назад!.. Він і назад гріб, а все нічого! А хто ж його за ногу тримав, поки не перехрестився? — энергично отстаивал свое убеждение бородатый.
— Та і за ногу — трава! Не вірю ні в яких ваших чортів і водяних! У книжках про них нічого не сказано! — флегматично отвечал скептик, подпирая голову локтем и оборачиваясь к огню.
— Ого! Який письменний знайшовся! У книжках кажуть, що і Бога на світі нема!— начал уже раздражаться противник.
— Ні, Бог-то є! Це усюди сказано, а водяних ніколи не бувало! — продолжал подзадоривать парень с той же невозмутимостью.
— Юшку знімай!— вибіжить! — закричал с телеги чей-то