ому улыбнулась фортуна и он смог учиться в семидесятые годы в высшем учебном заведении, тому не нужно рассказывать, как важна была дружба, поддержка и взаимовыручка в студенческом коллективе. Поступать и учиться было трудно. Высшие технические науки требовали хороших знаний и не абы какого упорства в их изучении. Мне, сельскому парню, здорово повезло. Меня зачислили студентом Донецкого, ордена Трудового Красного Знамени, политехнического института. Как было принято, нашу группу до начала занятий отправили на уборку сельскохозяйственной продукции. Месяц работы в совхозе – прекрасная возможность для знакомства с однокашниками и зарождения дружеских отношений.
Среди всех ребят выделялся один высокий, стройный парень, откуда ни посмотри. Он мне бросился в глаза еще на вступительном экзамене по литературе. Тогда он сидел сзади меня, взрослый, окрепший и закаленный ветрами, в парадной морской форме, с отчищенными до блеска на груди значками воинских достижений. Старше нас "послешкольников", он был более раскован, все время шутил, хотя волнение проявлялось и в нем.
Теперь он здесь, в нашей группе. Паша Берест сразу обратил на меня внимание, простого, сельского, диковатого, не знающего как вести себя среди городских парней и девушек. Вместе с Толей Сербиненко они "обогрели" меня, внушили уверенность, что я такой же, как и все, и содействовали быстрейшему внедрению в коллектив.
Ежегодно, перед началом занятий, мы ездили помогать сельским труженикам. Донецкие степи привлекали моих друзей не только изобилием арбузов, дынь, винограда, но и богатейшей дичью, водившейся на бескрайних просторах.
Занимаясь уборкой овощей, мы часто тревожили покой зайцев, лисиц, но чаще всего поднимали тучи перепелов, куропаток, диких голубей. Паша и Толя, будучи официальными охотниками, всегда брали с собой ружья, чтобы использовать выходные дни для любимого занятия. Я, в отличие от других ребят группы, никогда не пропускал возможности участвовать в "гонках" за перепелами, куропатками, а в кукурузе – голубями. Охотничья страсть сидела во мне давно, и это заметили мои друзья. Они каждый раз брали меня с собой, давали поочередно ружья, сбивая, таким образом, мой охотничий пыл.
О Павле можно писать повесть, но вряд ли этим заинтересуется профессиональный охотник.
Студенческие годы пролетели быстро. Институтское распределение разбросало нас в разные уголки огромной страны Советов. Многие нити дружбы оборвались, в большинстве своем навсегда.
Шестнадцать лет я не мог найти хоть каких-нибудь следов своих друзей. За это время мне удалось "вырасти" до руководителя завода.
В один из прекрасных дней в кабинет зашла секретарь и, с хитринкой в глазах, сказала, что ко мне на прием срочно просится представительный мужчина, который назвать себя не желает.
– Пусть заходит, коль так...
Я не договорил. В открытую дверь влетел, кто бы вы думали? Павел Борисович Берест! От неожиданности мне перехватило дыхание, язык онемел. Какая-то сила "катапультой" выбросила меня из-за стола, и четыре руки сжались в объятиях. Секретарь, улыбаясь, юркнула за дверь, а мы стояли, обнявшись, хлопая друг друга по спинам, и от волнения не могли промолвить ни слова.
– Пашка, дружище!
– Володька, дорогой мой,– наконец, заговорили мы, прервав объятия и взявшись за руки, как дети.
Как обычно бывает в таких случаях, вопросы полились с такой скоростью, что ответ не всегда успевал закончиться.
– Паша, давай поговорим обо всем и все вспомним у меня дома, в более спокойной обстановке. Наталочка будет рада тебя видеть, с детьми познакомишься. Я только сейчас ей позвоню, чтобы все было по-людски...
С той поры мы не теряли друг друга, хотя основным общением был только телефон.
Затем Чернобыльская беда прервала нормальное течение жизни, заставила выселяться из обжитых мест и обустраиваться по-новому. Прошло еще пятнадцать лет до того дня, когда мы опять смогли встретиться с другом. Зато, какая это была встреча!
В телефонных разговорах кроме всего прочего затрагивалась тема охотничьих дел. К этому времени Павел обосновался в Киеве и ясно, что охота для него всегда была связана с проблемой выезда за пределы города. Я постоянно приглашал его к себе на совместную охоту, но всякие житейские проблемы мешали ему выбраться сюда.
Охотничий сезон на пушного зверя был в полном разгаре. Снега не было. Но разве это помеха для страстного охотника. Хотя понятно, что по чернотропу охотиться сложнее, чем имея под ногами хоть какой-нибудь снежный покров.
Вечером зазвонил телефон. Трубку взяла жена.
– Вовка, беги скорее! Паша Берест "на проводе".
– Добрый вечер, дружище. Собрался вот к тебе на охоту подскочить. Как у тебя дела? Что скажешь?
– Боже мой! Паша! Да, пожалуйста, будем очень рады. Мы с сыном тоже планируем вылазку на эти выходные, так что все получится в лучшем виде.
– Тогда в пятницу, встретишь меня на вокзале.
Жена с внучкой переключились на составление меню к приезду долгожданного гостя. Мы с сыном Павлом, названным в честь нашего друга, начали обдумывать, куда вывезти гостя, чтобы охота стала удовольствием. Не долго думая, решили "отчалить" на север района, в места нашей постоянной охоты. А там видно будет. Имея "под рукой" колеса, можно будет "перепрыгнуть" и в другое место.
В пятницу к вечеру было все готово к встрече друга. Жена половину дня простояла у плиты, колдуя над своими фирменными блюдами. Я работал снабженцем, а сын и внучка приводили в порядок комнаты. Когда стол был накрыт холодными закусками и расставлены приборы, я пошел встречать гостя.
Выйдя за калитку, я увидел, идущего навстречу, мужчину, одетого во что горазд, с огромным рюкзаком за плечами. Он шел, чуть наклонившись вперед, рассматривая дома по обе стороны улицы. Что-то до боли знакомое показалось мне в этом человеке. Да. Это была все та же походка в развалку, характерная для людей, служивших на флоте.
– Паша,– крикнул я,– топай, дорогой, сюда. Нечего в чужие окна заглядывать.
– Чем это ты добирался?– спросил я друга, после приветствия и объятий,– и как нашел место моего жилища?
– Да тебя, брат, оказывается, всяк в городе знает. Только назвал твою фамилию, как несколько человек наперебой указали мне точное направление. А прилетел я маршруткой, не стал автобуса дожидаться. Ну, говори, как там Наталочка, как дети, внуки.
– Что говорить. Вот мой дом. А на крыльце все выстроились, как по команде, тебя ждут. Заходи и смотри сам.
– Наталочка! Господи! Мое солнышко. Дай тебя расцелую. Ты все такая же, годы тебе ни по чем. А я вот, видишь, состарился, но еще хоть куда,– ворковал он, подбежав к жене.
– Ого, какие парни выросли. Красавцы. Как тебе, Володя, удалось такие копии сделать? Ну, здравствуйте, дорогие. Я очень рад вас всех видеть. Меня разрывает от счастья,– целуя и обнимая всех поочередно, радовался Берест.
За столом сидели допоздна. После долгой разлуки было о чем поговорить.
Рано утром отправились на охоту и прибыли на место назначения, как только стало светать.
– Ну, Володя, командуй. Что, как и куда. Старшина третьей статьи ждет указаний,– в вполголоса отрапортовал Паша, как только охотничья амуниция была сложена и одета.
– Ты же, как и я, офицер запаса. Все так и живешь с воспоминаниями о море и корабле? – пожурил я,– а вообще давайте сделаем так.
Все согласились с моим предложением. Перед нами был заброшенный полевой аэродром, заросший кустарником, березками и высокой травой. Это было место, где зайцы водились всегда.
Павел-сын отправился на границу аэродрома с полем, Паша-друг должен был идти вдоль дороги, а я взялся топтать по центру. С первого захода, пройдя буквально несколько десятков метров, я краем глаза увидел, как мой друг вскинул ружье к плечу и пригнувшись начал подкрадываться. Мне пришлось остановиться, чтобы не помешать ему. И тут он резко выпрямился, повел стволами и два раза подряд выстрелил.
– Володя! Смотри! Заяц пошел.
Я не мог видеть зайца из-за, стоящих передо мною, высоких бурьянов, но увидел сына, который быстро бежал по "взлетной полосе". Вскоре оттуда донеслись звуки двух выстрелов.
– Отец, заяц на вас повернул,– послышалось из-за ангара.
Я увидел раненного зайца, который по т&