Человек, заболевший охотой, легче
переносит душевные и физические боли.
В тот год чиновник, то ли по забывчивости, то ли с умыслом, подписал приказ об открытии весенней охоты на гуся. Как бы то ни было, но мы, охотники, очень благодарны ему за это, потому что не до того года, не в последующие в нашем краю охота на гуся не разрешалась.
Охотиться на эту птицу мне не приходилось никогда, информацию же о ней черпал из литературы и рассказов бывалых охотников, которым посчастливилось побывать в иных, дальних краях и поохотиться на экзотическую для нас дичь. Из рассказов же местных охотников картина представала мутной, не было у людей достаточного опыта. Не было у нас и единого мнения не только в тактике, но и в снаряжении и использовании боеприпасов.
— Гусь – птица бронированная. Поэтому нужно делать патроны с очень крупной дробью, — говорили одни.
— Зачем? — возражали другие, — достаточно "единицы" или "ноля".
— Что думать и гадать, да время терять, — предложил мой сын, — давай, отец, лучше почитаем, о чем пишут корифеи охоты. Вот, слушай. "Уверенная стрельба по гусю производится дробью №1 и №0 с расстояния, на котором вы четко различаете оперение и лапки..." И вот еще. Указаны те же номера дроби и стрельба на расстоянии до сорока метров. "На более дальних расстояниях стрельба по гусю любой дробью неэффективная, случайная".
— И не будем ломать себе голову,- продолжил сын, складывая книги на полку, — это пишут люди, проведшие всю жизнь с ружьем.
Я все же решил снарядить патроны нолем и двумя нолями. Делал все с большим усердием и в разных комбинациях: с контейнером и без, в пластиковых и самодельных контейнерах с крахмалом...
В день охоты выехали рано, чтобы затемно прибыть к месту вероятного скопления отдыхающей птицы. Ехать предстояло более тридцати километров по дорогам, построенным некогда при загнивающем социализме, и вдребезги разбитыми при процветающем капитализме. Не меньше часа требовалось, чтобы "проскакать" по рытвинам это расстояние.
Благодаря Анатолию и его ответственному отношению к обязанностям водителя, мы вдевятером были благополучно доставлены к месту предстоящих баталий и, съехав на обочину, остановились.
Осевший густой туман и раннее время сделали территорию непроглядной. Стояла кромешная тьма. Под ногами чавкала раскисшая земля. Оттуда, с невидимого пространства, тянул свежий сырой ветерок. Туман быстро увлажнял одежду, отчего становилось неуютно и зябко. Радовало только то, что где-то впереди, за темной стеной тумана и ночи раздавались голоса птичьего базара: в большинстве именно те гортанные крики, ради которых мы сюда явились. Судя по доносившемуся гомону, птицы было много, и стаи разместились в разных местах.
Тело время от времени вздрагивало и не только от холода. Предстоящее, неведомое доселе действо, медленно текущее время и наплывающие волны азарта будоражили всего меня. То же чувствовали и другие охотники. Они прохаживались взад-вперед, двигали плечами, будто разминали их или пытались сбросить что-то мешавшее, стараясь таким путем хотя бы немного успокоиться.
— Холодно как, братцы. Противно. Прямо под кожу залазит, — негодовал Пилипенко, стараясь вопреки ветру зажечь зажигалку, — колотит так, что прикурить не могу.
— Это тебя голоса гусей колотят, — обозвался из темноты Павлович. — Скоро посветлеет, пробежишь по пахоте, согреешься. А, когда гусочки начнут летать, совсем обо всем позабудешь.
Не зная этой местности, я не представлял себе, что там впереди, куда идти, где там сидят гуси.
— Все расскажу. Все расскажу, ребята, — успокаивал Александр Михайлович, —всему свое время. Пока курите, грейтесь в салоне машины. Ну, кто знал, что такая темень будет. Подождем с полчасика и все расскажу. Отправь вас сейчас, в грязи застрянете, заблудитесь, перестреляете, друг друга, не дай Бог... Гуляйте. Радуйтесь, что гусочка здесь сидит.
Ровно через полчаса Михайлович провел инструктаж, распределил, кто, куда должен выдвигаться, и благословил на удачу.
— Идти предстоит далеко, — сказал он напоследок, — поэтому двигайтесь, ребята. Пока дойдете до канавы, немного посветлеет.
Мне предстояло перейти пятидесятиметровый участок вспаханного полесского чернозема, за которым должен быть твердый луг. Эти полсотни метров я шел целую вечность, во всяком случае, так мне казалось. Ноги проваливались в липкую землю. Сапоги тяжелели с каждым шагом и вскоре обросли пудовым слоем. Каждый шаг сопровождался таким громким чавканьем, будто рядом работал поршневой компрессор. Ноги разъезжались в разные стороны, пару раз чуть было не вывалялся в грязи. Спотыкаясь, испачкал руки, одежду, но пространство это все-таки преодолел. Уже на твердой земле луч фонарика задержался на лужице, там я вымыл руки, освободил от земли сапоги, после чего, отдышавшись, зашагал дальше.
Теперь я четко слышал гогот гусиной стаи. Где-то рядом крякала утка.
— Наверное, канава близко, — подумал я.
Только подумал, как в нескольких метрах послышался характерный всплеск воды и удаляющийся свист крыльев. Луч фонарика высветил залитую талыми водами выемку, в которой набирались сил кряквы. Канава, как первый ориентир, появилась только через добрый десяток минут хода. Теперь нужно идти влево, где-то за поворотом, через сотню метров остановиться, выбрать место и ждать.
Еще было темно, но туман заметно редел, и уже без фонарика можно было определить очертания канавы. До поворота оставалось совсем немного, когда справа и сзади началась стрельба. Интенсивность выстрелов достигла такой степени, что, казалось, огонь ведет взвод солдат, а не четыре человека. Я присел инстинктивно, хотя этот маневр был явно излишним и не нужным в таком тумане.
Благополучно преодолев остаток пути, я кое-как осмотрелся в темноте, забрался в тростник и стал ждать. Потревоженные нашим передвижением, вдоль канавы носились стаи крякв, чирков, красноголовой чернети. Они пролетали низко, совсем рядом и над головой, не замечая меня, свистели крыльями и "оседали" где-то там впереди, откуда слышался гомон птичьего базара и где появилась едва заметная на горизонте молочная полоска. Туда, в обход, идут Анатолий Лахнеко, Анатолий Тоцкий и мой сын Павел.
И вот послышался невообразимый птичий гам, и в считанные секунды поднявшаяся туча птиц подобно урагану понеслась над затопленными лугами. Но стреляли мало. Очевидно, гуси обнаружили охотников заранее и взлетели на расстоянии недоступном для выстрела. Зато надо мной несколько секунд "вживую" шла передача "В мире животных". Свистели крыльями утки разных "калибров" и расцветок, чайки, чибисы, кулики. Все это с криками неслось над головой, сортируясь далее по высоте и направлению полета. Наконец, десятка два гусей, выстроившись в "походный порядок", заворачивают в мою сторону... Я отстрелялся. Потом, закурив, вспомнил, что ни оперения, ни лапок четко не видел. Это были силуэты, державшие высоту, недоступную для гладкоствольного ружья с дробовым снарядом.
После этого гуси на меня не налетали. По сторонам стрельба кое-где продолжалась. На посветлевшем восточном небе носились сотенные стаи гусей и, набрав высоту, уходили на запад, набираться сил на "запасном аэродроме". Когда солнце достигло зенита, со всех сторон на сухую луговину стали сходиться охотники. Уставшие от длительного хождения по топким полям и лугам, они двигались медленно, выверяя каждый шаг, сохраняя оставшиеся скудные силы. По всему было видно, как трудно даются им последние метры, и в тоже время лица светились счастьем и радостью от увиденного в это утро. Еще издали каждый спешил сообщить, сколько и каких птиц он видел, кто набрал в сапоги воды, кто упал и выкупался в грязи, а кто полз по траве на животе, чтобы ближе подобраться к дичи. Вот подходят и гусятники, которым улыбнулась удача. Анатолий и Сергей не спе