На первый взгляд она ничем не отличалась от тысяч диких уток, населяющих просторы вселенной, — от теплых болот на экваторе до северной тундры. Подобно всем уткам, она была грязновато-серого цвета, с темно-коричневыми точками и крапинками, которые испещряли ее плоское тельце, с пурпурно-красными кривыми лапами и зеленоватым клювом, которым она процеживала речную воду и жирный ил на болотах.
Но если бы человек присмотрелся к ней повнимательней, то понял бы, чем именно она отличается от всех прочих диких уток. Она казалась более миниатюрной, а ее оперение — более светлым и чистым; поэтому грязновато-серого цвета перья, подчеркивающие неповторимость окраски дикой птицы, были не лишены своеобразной привлекательности.
Ее маленькая головка, по обе стороны которой кротко и задумчиво блестели круглые черные глаза, поражала своим изяществом. Когда она приподнимала ее или на клоняла в сторону, желая увидеть небо, или когда плыла — спокойно и вместе с тем осторожно, в ее движениях чувствовалась грациозность дикого существа, которое рождается и умирает на воле.
Но, помимо внешнего своеобразия, она обладала и внутренним. Она была кроткой и недоверчивой. При малейшей опасности взлетала и приземлялась последней. Можно сказать, она была очень скрытной, и вся ее жизнь — материнство и каждодневные поиски корма — оставалась настоящей тайной для всех остальных живых существ на свете.
Ни один зверь и ни одна птица не видели, как она свила себе нынешней весной гнездо. Как потом перенесла к воде одного за другим нежных, покрытых темнокоричневым пухом утят, которых выкормила на берегу большой северной реки и которые, возмужав, летели теперь рядом с ней во влажной ноябрьской ночи.
Маленькая луна, окутанная облаками, освещала им путь против течения реки. Выстроившись в клин и вытянув шеи, они походили на семь крестообразных теней в темном как опал небе. Шум их крыльев в тихой ночи напоминал шепот ветра.