— Ну воно ж и мудрэ... — Изрезанное морщинами, обросшее рыжей бородой, лицо Захара Васильевича смущенно улыбалось. Он, словно дед Мазай, шутливо грозил пальцем убегавшему русаку.

Незадачливый охотник достал из кармана люльку (трубку), набил ее крепчайшим самосадом, выкресал огонь и, до слез затянувшись дымом, начал заряжать свою шомпольную одностволку, массивный шестигранный ствол которой еще дымился.

Трудно сказать, почему Захар Васильевич всех зайцев, не считаясь с полом, величиной и возрастом, относил к среднему роду. Но мне никогда не приходилось слышать, чтобы Медун сказал о зайце "он", а всегда только "оно" — независимо от настроения и успеха на охоте.

Правда, в тех, довольно редких случаях, когда после выстрела охотника заяц прерывал свой стремительный бег и недвижимо растягивался на пашне, Захар Васильевич произносил по адресу косого несколько иные слова: "ну воно ж и дурнэ"... Тонкие губы его при этом мелко вздрагивали в беззвучном смехе, а в голубых наивных глазах сияло блаженство.

Стрелял Захар неважно, попасть в бегущего зайца, а тем более в летящую птицу было для него редким счастьем. Но страстью к охоте он обладал исключительной, неизмеримой. И только благодаря ей Медун легко переносил частые неудачи на охоте. Она заставляла Захара отдавать этому малодобычливому занятию все свободное время.

Осенью целыми днями он вытаптывал зайцев на глубокой рыхлой зяби. Зимой в любую погоду Захар, одетый в дырявый зипунишко, с рассвета до сумерек тропил в поле косых. А светлые лунные ночи он напролет высиживал в засидках, карауля зайчишек на гумнах, в огородах и в других подходящих местах.

Бывало, встретишься с Медуном, спросишь:

— Ну, как дела, Захар Васильевич, постреливаете зайцев помаленьку?

— И, браток, вся семья целый месяц зайчатину ест. Столько зайцев набил, что молодица (жена) не знает куда девать их...

Голос Захара звучал так скромно, глаза смотрели так правдиво, что, казалось, нельзя было сомневаться в истинности слов охотника. Между тем, по самым точным данным, только что полученным от молодицы Захара, за целый месяц он убил только двух зайцев.

В интересах справедливости необходимо сказать, что подобные заявления Медуна вызваны были вовсе не тщеславным желанием похвастать, а только стремлением избежать едких насмешек по поводу уж очень частых неудач, которые ему приходилось испытывать на охоте. И так бедному охотнику не было проходу от сельских мальчишек, кричавших ему: "Караси та зайци выведуть жыво в старци" (старци — нищие).

Эти насмешки были тем обиднее, что семья Захара в самом деле жила очень бедно, хотя причиной тут являлось вовсе не страсть Захара Васильевича к охоте и рыбной ловле. Безлошадный двор Медуна сеял хлеба всего полтора гектара — больше не было земли. Никакого хозяйства, кроме коровенки и нескольких кур, семья не имела. Поэтому Захар располагал достаточным количеством времени для охоты. Забежав несколько вперед, скажем, что позже, при советской власти, семья Захара вступила в колхоз и жила неплохо. Медун, добросовестно выполняя обязанности колхозного рыбака, выкраивал время и для любимой им охоты на зайцев.

Страсть к охоте у Захара потомственная. Его отец Василий Медовник, или, как его чаще звали, Медун, пользовался славой хорошего стрелка и удачливого охотника. Он, не в пример Захару, неплохо стрелял влет из своей дешевой одноствольной шомполки. Одну странность име