то было весною 1919 года в Казани.
Профессор болел сыпняком, долго лежал без сознания, в бреду. Он пришел в себя и открыл глаза, когда теплое апрельское солнце наполняло комнату и зимние рамы были вынуты. Под окном кто-то бренчал на мандолине, с улицы врывался пряный запах талой земли.
Профессор приподнял голову с подушки, увидел возле постели Макбета, погладил его по голове. Макбет вскочил, поглядел на хозяина удивленными глазами, отыскал под одеялом его руку, толкнул ее носом и радостно тявкнул. В переводе на человеческий язык это значило: "Поправляйся и вставай! Мы тебя любим и приветствуем твое пробуждение".
— Здравствуй, Макушка! — сказал профессор глухим, дребезжащим голосом. — Здравствуй, милый!
Теперь-то уж было ясно, что профессор не бредит, как раньше. Макбет понял это и побежал в комнату хозяйки — сказать, что в доме наступили приятные перемены. Он извещал об этом жену профессора сдержанным лаем и повизгиванием.
Макбет был ирландский сеттер. Ему исполнилось восемь лет, профессору уже было под восемьдесят — разница в годах большая, но она не мешала хозяину и псу дружить и любить друг друга.
Профессор жил и работал в Казани. Но в заливных лугах реки Мешкалы, невдалеке от впадения Камы в Волгу, была у него свайная охотничья изба, носившая громкое название — хутор "Светлый дом". На хуторе профессор отдыхал, готовился к лекциям, писал статьи, охотился и ловил рыбу.
Жизнь текла размеренно и спокойно, в раз навсегда установленном ритме и порядке.
Пришла революция, началась гражданская война. Занятия в университете прекратились. Студенты ушли на фронт, на хлебозаготовки, служили в госпиталях.
Казань переживала трудное время, и старому профессору тоже приходилось не легко. Заболела тифом жена, потом сыпняк свалил и его.
В комнату вошла сопровождаемая Макбетом жена.
— Юра! — воскликнула она, плача от радости, и прижала худую руку профессора к своей груди. — Слава богу, кризис миновал! Теперь все будет хорошо!
— Мы еще поживем, старушка, — сказал профессор и улыбнулся.