"Июнь — по-славянски "червень" — красный месяц. Румянец года… Светлая пора! Горячий воздух. Яркие цветы… Ночи сошли на нет. Не меркнут незакатные зори."
Дмитрий Зуев "Времена года"
Лето, лето звонкое… Середина июня. Над головой песни жаворонков, перед глазами ярко-зеленые ковры лугов. В руках поплавковая удочка, за плечами легкий рюкзак. Шагаю под щедрым солнцем по влажной луговой дороге. Вьется она прихотливо среди ложков с озерами и гривок с ивняком. Куда приведет? Вышла к броду с подсыпкой битого кирпича. Выше брода в омутке телега по задние колеса утопла, нагруженная глиной. Поверх глины коса лежит. На воде телогрейка плавает, на берегу хомут и постромки валяются. Странно. Что-то здесь только что случилось. То ли возница в брод "промахнулся", то ли лошадь понесла, то ли еще что-то.
За бродом, поодаль на бугорке, видна кошара и большое стадо рыжих коров. Оглядевшись, не стал я брод переходить и подался в луга, уходящие влево. Кругом на земле следы недавнего половодья заметны: светлая подсохшая корка тины, мелкий сор из сухой травы и веточек показывали, куда вода доходила. Тут же множество майских хрущей валялось. Видно, в этом году был у них обильный вылет. Вот рыба, наверное, попировала!
Лента лозняков, тянувшаяся далеко справа, подошла и открыла озеро с заболоченными берегами, которое соединилось с озером слева. Пришел! Не перейти, не обойти. Туда-сюда посновал — нет дальше пути. Как не досадно, но пришлось поворачивать обратно. В лугах надо по дорогам ходить, они "знают" путь среди озер и болотин.
У брода злополучная телега все еще на том же месте. Перехожу брод. Вода до колен, чистая, бегучая. А рыбьего малька в ней! За бродом дорога подошла к кошаре. Две собаки лай подняли. Три селянина жерди носят, загон делают. От них узнал, что у брода случилось. Везли глину, печь класть в кошаре. На лужке остановились и пошли брод смотреть. Лошадь, видимо, захотела пить и потянулась к воде, а там берег с уступом. Телега груженая, пошла с берега в воду, а лошадь ее не удержала. Теперь дожидаются "железного коня", чтобы телегу вытянул.
Иду дальше. Впереди широкая луговина, далеко слева сосновый лес темнеет и белеет несколько сельских хат. Справа тянуться лозняки с отдельными ветлами, тополиные рощицы возвышаются. Едва заметная дорога вьется по лугам, ныряя в низины с ручейками, обходя озерки и болотца. В попадающихся на пути лужицах мелодично "кумкают" буроватые жерлянки с красными брюшками. Зеленые и синие стрекозы резво носятся в токах теплого воздуха, сверкая на солнце слюдяными крылышками.
Далеко впереди высоким островом разошлась густая роща. Левее нее открывается широкое, длинное озеро в белых водяных лилиях. След от дороги нырнул в лозняки и вывел на укромную лужайку. Выхожу, а совсем рядом стоят шесть красноголовых аистов, словно ведуны-чародеи в льняных одеждах, собравшиеся на "зеленые святки". Птицы, заметив меня, не спеша взлетают, степенно распахивая свои большие крылья. Только что была здесь тайна и нет ее, — с птицами улетела.
Дорогу дальше едва можно разобрать. До кошары шла накатанными колеями. Сюда же, в луга, кому сейчас ездить? Разве что рыбакам. До сенокоса недели две, и наливаются пока луговые травы соками. Ждут своего часа косари. В один из дней зашумит в лугах работа. Полягут скошенные травы в росяное утро. Станут душистыми сеном, вобравшим живительную силу земли и солнца. Поднимутся копнами-стогами, оденут луг богатырскими шапками и отдадут потом людям свою силу молочными реками.
Глубокая узкая ложбина пересекает путь. На влажной земле сидят маленькие бабочки-голубянки. Встречая путника, они взлетают стайкой-облачком, сверкая лазурью крылышек, а проводив, снова опускаются там, где влага. На сырой земле следы косули сердечками раздвоенными отпечатались. Приятно узнать, что живет она тут. Может, и полюбоваться получится.