"...до самого отлета утки с озер, больших прудов по вечерам летают кормиться... и на свои места возвращаются только утром.
Этой привычкой уток охотники пользуются для стрельбы на перелетах..."
Л. П. Сабанеев "Календарь природы"
Отгуляла золотая осень свои дивные ясные дни. Деревья обронили лиственный пестрый наряд. Началась глухая пора — осень ушла, а зима не приходит. Все короче становятся дни. Серое облачное небо над головой, в лесу голые деревья, в лугах пожухлые травы зябко клонятся к земле под песню холодного ветра. Опавшая листва от дождей потемнела. В воздухе робко начинают кружиться мокрые снежинки.
Чок, чок, чок... — слышны птичьи голоса в тихой улочке за школой. На кудрявые рябины слетают большой стаей пестрые дрозды- рябинники клевать созревшие ягоды. Птичьи крылья мелькают в воздухе со снежными хлопьями, на тонких ветках алеют густые гроздья рябины. Медленно оседают, кружась, снежинки на городские тротуары под ноги спешащим прохожих. Предзимье начинает готовить зиме дорогу...
Километра за три до села Толокунь — съезд на грунтовку в лес.. По сторонам дорогу плотно обступают стволы молодых сосен. Несколько глубоких колдобин бросают машину с боку на бок. Поворот влево, железные ворота с накинутой цепочкой и, наконец, в свете фар забелели стены дачного домика с двухскатной зеленой крышей — приехали.
Сразу принимаемся за важнейшее теперь дело — носить из сарая дрова и топить печку. Чиркаю спичкой. Желтый огонек бодро охватил мелкие щепки, быстро окреп и вскоре уже весело гудел в толстых поленьях. Воздух в холодном доме отогревается медленно. Лишь через три часа градусник показал "комнатную" температуру. А на дворе сильно холодает, вода в железной бочке покрылась корочкой льда.
Собрали мы ружья, приготовили патронташи и легли спать.
Утро или ночь? Четыре часа. Подъем. Поспать бы еще в тепле, но ждет охота! На дворе глухая темень и холодина, мороз минус восемь — зимой не всегда такой у нас бывает. Не спеша пьем крепкий горячий чай, натягиваем резиновые сапоги, закинули ружья за плечи и вперед. Сначала по дороге между темнеющими и молчаливыми дачами. На черном бархате неба, в вышине, ясно и чисто сверкают гранеными алмазами звездные ожерелья. На юго-западе сияет созвездие Ориона с поясом-перевязью из трех близких звезд, величественное и прекрасное.
За дачами накрыл нас хвойной шапкой густой, высокий сосняк. Мрачно и тихо в нем. Морозно пахнет смолистой корой и хвоей. Тропинка едва угадывается среди колонн-стволов. Впереди появился слабый просвет. Выходим на покрытую мхом поляну. По ее краям белеют тонкие березки. Дальше блеснул водой незамерзший канал-речка. За каналом темнеет ровная насыпь — дамба большого пруда. По берегам канала стоят высокие тростники. Шириной он шагов 15-20 и глубоковатый. Перейти в сапогах его можно лишь ниже по броду или в самом устье залива. Проходим вдоль берега шагов сто. Справа, под лесом, белеет льдом круглое озеро, в вокруг него лозняки. Озеро глубокое. Летом здесь берут крупные караси, правда, очень редко. Сразу за озером на канале брод. Журчит вода при переходе. Слышно, как совсем рядом с воды поднимается несколько уток и уносятся невидимками в простор ночи. Мы останавливаемся, слушаем.
— Крыжни! Штук пять. На море пошли, — тихо говорит Женя, и мы трогаемся дальше.
За бродом, справа, тянется неширокий ольховник, слева дамба, отделяющая пруд от залива. Пруд огромный, с полсотни гектаров, весь блестит подо льдом. Залив еще больше, широкий и тоже замерз шагов на полста от берега. Песок, травы, прибрежные камыши — седые от инея.
Оглядевшись и присмотрев места, становимся в камыши, шагах в ста друг от друга. Предутренняя тишина, ни звука. Ветра нет, все замерло. Восток только едва посветлел, белая полоска в небе протянулась на горизонте за морем-водохранилищем. Блекнут звезды. От залива донеслись отрывистые голоса лыслух. Черными поплавками они показались вдали на светлеющей воде. Дальше, на чистой воде, темнеют пятнами несколько стаек чернети.
Перед глазами ширь неподвижного залива и бездонная глубина черно-синего неба. Понемногу светает. Все шире рассходится полоса зари. В ней уже появились золотистые тона, а вокруг небо становится синим. На ружейных стволах уже можно увидеть мушку. Где-то у села, на заливе, прогремел выстрел. Оттуда послышался, нарастая, какой-то шум. Поднимаясь все выше, приближаются две огромные стаи. В каждой стае, наверно, по полтысячи птиц. Высота недосягаемая — можно лишь любоваться. Летят на зимовку. Зрелище впечатляющее!
Восход разгорается все шире, его цвета становятся все ярче, и вот из-за горизонта плеснуло расплавом червонного золота. Вокруг заиграли яркие краски. Желто-розовые отсветы упали в голубой залив, и над морем появился красный край солнца. На мгновение камыши будто загорелись. В сторону солнца уже невозможно смотреть, там вода и небо заблистали ярким золотом. В небе небольшими стайками стали появляться утки. Они высоко пролетали над нашими головами в сторону пруда.
Ти-ти-ти... — поют тугие крылья матерого крыжня в морозном воздухе. Гремит Женин выстрел... Высоко. Потом еще раза два пальнули, не удержавшись, в поднебесье, и на том наше охотничье утро завершилось.
А вокруг разгорается звонкий от мороза осенний день. В голубом небе блещет яркое солнце, пытаясь отогреть замерзшие просторы. В необыкновенно чистом воздухе далеко-далеко, на противоположном берегу моря-водохранилища, синеет тонкая полоса леса...
Охота пока не задалась, но прекрасная картина окружала нас. Чистейший воздух окрестных лесов насыщал наши легкие, а щеки пылали румянцем от утренней свежести и мороза. Уже мечталось о горячем завтраке, который мы вскоре приготовим сами. А впереди были еще день и вечер, и весь следующий день с утренней и вечерней зорьками у залива среди охотничьих просторов. В общем, мы были счастливы независимо от благосклонности весьма непостоянной госпожи удачи, которая не терпит принуждения и которая лишь по-своему непредсказуемому желанию иногда вдруг может приласкать.
Днем мы решили поохотиться с надувной лодки и после полудня выплыли. Бросили на воду 10 резиновых уток и замаскировались среди пожелтевших камышей. Раннее утро было тихим, а теперь с моря задул восточный ветер, развел волну.
Далеко, покачиваясь на воде залива, виднелись белобокие чернети — "глаза видят, да зуб неймет". Иногда пролетают утки-кряквы. Вот шестерка тянет к нашим чучелам. Мы, согнувшись, замерли с ружьями наготове. Но что-то заподозрив, утки плавно принимают в сторону, сверкают на развороте светлым подбоем крыльев. Бах, бах, бах — торопливо захлопали наши выстрелы, не достигая цели. Стороной облетает наш плавучий скрадок другая стайка, шедшая следом за первой. Перезарядились, ждем. Приближается над водой парочка чернети, но загодя набирает высоту, проходит у нас над головами. Что-то не так, наверно: в ярком свете солнца утки замечают подвох с "резинками".
Прокараулив без результата пару часов и окоченев на сильном ветру, мы решили половить спиннингами рыбу, а заодно и согреться. Наши блесны щук с окунями не заинтересовали, и тогда мы поплыли к берегу, подгоняемые усилившимся ветром...
Уф! Так хорошо в теплом доме около печки, да еще с горячим супом! Душистый цейлонский чай тоже чудо, и пей сколько хочешь — вода колодезная. Хорошо! Да еще если бы вздремнуть часок...
— Володя, на охоту идешь!? Так вставать пора, уже четыре, — будит меня Евгений.
Как все же быстро бежит время.
Сапоги, патронташи, ружья. Тропинка через лес. Перешли канал-речку . В ольховнике с тонкими березками неожиданно вылетает вальдшнеп. Идущий вперед Евгений стреляет. Задевая крыльями за ветки, лесной кулик скрывается за вершинами. Эх! Красивая дичь.
По краю залива, среди тростников попадаются небольшие мокряжины, чавкают сапоги. Жвяк, жвяк — испуганно срывается запоздалый бекас и, мелькая белым брюшком, несется, бросаясь из стороны в сторону, над невысоким рогозом. Бах-бах, ударяет дуплетом "ТОЗ" Евгения, останавливая верткого долгоносика.
Слабеющий ветер теребит слегка султаны тростников и пробегает с легкой рябью по заливу. В конце концов ветер полностью утихает. В наступившей тишине красный круг солнца величественно приближается к земле. Вскоре он скрывается в лесу, темнеющем зубчатой полосой за прудом.
Вечерняя заря выходит покрасоваться своим нарядным желто-голубым платьем с красной оборкой по подолу. Все притихло, смотрит и слушает. Чу! Доносится с небес колеблющийся тонкий свист. От залива, приближаясь, тянет стайка. Дюжина уток, растянувшись цепочкой, быстро чертит синеву закатного неба. Ружье у плеча, стволы корпуса на четыре обгоняют переднюю птицу, выстрел — третья из стайки, срываясь, комом падает за дамбу. Взбегаю наверх. Шагах в полста от берега пруда, на прозрачном льду, что-то темнеет. Ломлюсь туда через тонкий лед по мелководью: темноголовая морская чернеть с дымчато голубоватой струйчатой спинкой — настоящая "северянка". Подымаю ее со льда, возвращаюсь к заливу, радуюсь удаче. Вижу, как на Женю хорошо налетает тройка красно-белых нырков. Он вскидывает ружье и тут же ударяет выстрел, второй. Один красноголов камнем обрушивается вниз, другой наискось в отлет падает за дамбу. Отличный дуплет! Проходит минута, другая. От пруда быстро летит на меня утка. Часто мелькают ее крылья. Темная точка увеличивается и вот уже птица шагах в полста. Резко вскидываю ружье. Утка несется, забирая вправо-верх. Стволы в броске повторяют дугу ее полета, опережая корпусов на семь. Бью и утка, "сломавшись" в воздухе, падает на лед залива шагах в десяти от берега.
Ух! Какой плотный селезень-красноголов, будто слиток. На Женю налетает еще стайка. Бах-бах — передняя, кувыркнувшись, валится в сухую прибрежную осоку...
Алая заря гаснет в лесах за прудом. Стою в пол-оборота к заливу, хотя заря за спиной, так как лет идет в основном с залива. Слышен свист крыльев, верчу головой — прозевал, стайка пролетела мимо. Стреляет Евгений. Слышится свист кральев от него слева. Вскидка, бах, бах...
Быстро сгущаются сумерки. Мушки на стволах уже не видно.
— Воло-о-одя! Пошли-и-и! — зовет меня Женя.
— Идем! — откликаюсь.
Выходим на тропинку, которая тянется вдо