В округе появился медведь. Дети первые заметили его — однажды вечером они играли в мяч около леса, вдруг он явился на опушке среди деревьев, поднял голову и, нюхая воздух, тихо заворчал. Испуганные ребята бросились в деревню, но взрослые не поверили им: это было в начале августа — не время для того, чтобы медведи шлялись около деревни.
Но через несколько дней зверь явился снова. Он выскочил из леса как раз в то время, когда почтальон Ферстер ехал в деревню с почтой. Лошадь Ферстера испугалась, понесла, и почтальон, выброшенный на землю, сломал себе ногу. Это уже было нечто реальное, но и это не нарушало прямых интересов деревни — почту собрали, ничто не было потеряно, о медведе снова забыли...
И только когда зверь задавил корову Круксов, старший Крукс, рыжий Джек, отправился к Чарли Мэну.
Мэн сидел на крыльце и чинил капкан для лис, когда Джек пришел к нему.
— Добрый день, Чарли Мэн! — сказал Джек, садясь на ступеньку рядом с охотником.
Мэн прищурил глаза, подумал и ответил:
— Добрый день.
— Вы слышали о медведе? — спросил Крукс, приступая прямо к делу.
Чарли Мэн, как всякий серьезный человек, никогда не отвечает не подумав. С минуту он молча скрипел подпилком, очищая ржавчину на железе капкана, потом поднял голову и тоже спросил:
— Вы хотите знать, Джек Крукс, слышал ли я о медведе?
— Именно это хотел бы я знать! — согласился Крукс.
Чарли Мэн отложил подпилок в сторону, подавил пальцами пружину капкана, подул на нее и стал смачивать маслом из маленькой, грязной бутылки.
«Он не часто бреется!» — подумал Крукс, рассматривая седую щетину на костлявой щеке Чарли.
— Да, я слышал о нем кое-что! — ответил Мэн, кивая головой.
Его серые глаза снисходительно пошевелились в орбитах, и он добавил медленно:
— Люди много говорят, и всегда что-нибудь слышишь...
— А как вы думаете об этом, Чарли Мэн? — спросил рыжий Джек. Этот парень не любит терять время даром, он ходит всегда по прямой линии.
Мэн смазал пружину капкана, еще раз подул на нее и, положив машину на колени, спокойно стал смотреть через желтую равнину поля в далекий лес. Наконец он ответил, не двигая мускулами лица:
— В августе — я ничего не думаю о медведях.
— Я уверен, что у вас есть на это хорошие основания! — сказал Крукс. — Но, мне кажется, вы могли бы сделать недурное для вас дело, подстрелив его, э? Я, вы знаете, не охотник, да и нет времени ходить за ним... Кроме вас, никто не может убить зверя... Это все знают.
Чарли Мэн встал и выпрямил свое длинное, сухое тело, крепко связанное упругими жилами. Он повернул опаленную солнцем шею вправо и влево и, сунув руки в карманы, удивленно, кратко спросил:
— Теперь? В августе?
— Да, да! — оживленно сказал Крукс. — Вы видите, — он начинает портить скот...
Чарли Мэн опустил голову, поднял брови и, глядя и лицо Джека с явным изумлением, произнес напоминающим тоном:
— Но ведь у меня нет скота!
Тогда Крукс понял, что так он не убедит Чарли в необходимости убить медведя. И он решил подействовать на воображение охотника.
— Это так, Чарли Мэн, у вас нет скота! — согласился он и, стараясь придать своему голосу трогательное выражение, продолжал: — Но у вас есть мальчик и девочка, вот в чем дело. А для медведя все равно — овца или ребенок, не так ли? Он неразборчив, этот зверь... И вот, если вы, Чарли, подумаете о детях...
— Позвольте! — сказал Чарли, вынув руку из кармана и проводя ею по лицу.
Мэн плотно сжал губы, поднял плечи на высоту ушей, опустил их и, глядя на Джека сверху вниз, внушительно спросил:
— Почему вы, Джек Крукс, думаете, что медведь съест именно моих детей прежде других?
Рыжий Джек был поражен простой и ясной правдой вопроса. Он открыл рот, но почти минуту не мог ничего сказать от удивления перед тонким умом охотника. Он даже встал на ноги и замотал головой, точно бык, уколовший ноздри репейником. Потом он воскликнул:
— Ну, у вас ясная голова, мистер Мэн, убей меня молнией, если это неправда! В самом деле — почему именно ваших детей прежде других, э? Вот о чем я не подумал!
— Вы не подумали об этом, дорогой Крукс! — согласился охотник.
Когда рыжий Джек шел к Мэну, ему казалось, что все будет сделано просто и быстро. Он расскажет Мэну о звере, Мэн возьмет ружье, пойдет в лес и застрелит зверя. Он охотник по профессии, ему выгодно сделать это. Но оказывается, что Чарли Мэн имеет свое отношение к такой простой с виду задаче. Джек почувствовал себя так, как будто он сбился с дороги и не знает, куда нужно повернуть, чтобы снова выйти на прямой и краткий путь.
— Да-а, — задумчиво сказал он, — вы правы, Мэн! Совершенно нет оснований, чтоб ваши дети были съедены первыми...
Мэн утвердительно кивнул головой. Они оба долго молчали, думая каждый о своем и глядя в даль по одному направлению, туда, к лесу.
Потом Круксу вдруг показалось, что его голову осенила одна хорошая мысль. Он мигнул обоими глазами сразу и медленно, вкрадчиво заговорил:
— Но, Чарли, говоря вообще, все дети очень милы и забавны, когда они играют вне дома и не больны — правда? Ваши, и мои, и Джонстона — они все рискуют встретить зверя... Они бегают всюду и... их так много!
Мэн утвердительно кивнул головой и заметил:
— Да, детей всегда больше, чем медведей...
— Что вы хотите сказать? — помолчав, спросил Крукс.
Чарли Мэн спокойно повернул к нему свое красное лицо и, не двигая глазами, повторил:
— Я говорю — во все времена года детей больше, чем медведей...
Рыжий Джек опустил голову, желая понять тайный смысл этих слов. Через минуту он спросил:
— Значит вы, Чарли, не считаете дело с медведем выгодным для себя, так?
Чарли Мэн, знаменитый охотник в округе, положил на плечо Джека свою длинную, твердую, как железо, руку и, хотя без обиды, но с упреком в голосе, сказал:
— Это нехорошо, Крукс, с вашей стороны, считать меня идиотом! Мне не кажется, чтобы я заслужил такое отношение.
— Меньше всего я хотел бы оскорбить вас, Чарли Мэн! — искренно и торопливо воскликнул Крукс.
Мэн воткнул свои серые глаза в смущенное лицо рыжего Джека и закончил речь так:
— Но, дорогой мой, нужно или самому быть болваном, или считать ослом меня, чтобы предлагать мне убить медведя в августе, когда его шкура ничего не стоит... Гуд-бай, Джек Крукс!
И Чарли Мэн ушел в дом, оставив рыжего Джека измерять глубину своей глупости...
А медведь, после того как он сломал кости старухе Джонстон, собиравшей в лесу ягоды, исчез из округа.
Изумительно тонкий ум Чарли Мэна всего ярче проявился в знаменитой охоте за черно-бурой лисицей. Об этой охоте писали во всех газетах штата, а одна из них даже присылала к Мэну репортера.
Только подробный рассказ об этой борьбе человеческого ума с хитростью зверя может осветить фигуру Чарли Мэна.
Началось с того, что однажды, бродя по лесу, Мэн нашел след лисы и тотчас по следам определил, что это именно черно-бурая лиса. Он не хотел испортить ее дорогой мех и твердо решил поймать зверя капканом.
Раньше всего необходимо было заставить лису не ходить туда, где она привыкла пить воду и охотиться за птицей и где — Мэн это знал — она могла попасть в капкан другого охотника, который тоже следил за ней.
Чарли Мэн несколько дней не выходил из леса, тщательно изучая путь лисы. И когда он знал это, как линии своей ладони, он выкопал из земли молодую ель и посадил ее на тропе зверя, посадил так хорошо, что этого никто не мог бы заметить, кроме лисы. Это дерево, внезапно выросшее на пути, которым зверь еще вчера прошел свободно, сегодня испугало лису предчувствием опасности; для зверя было ясно, что это не природа вдруг вырастила дерево, а какая-то иная сила, — природа ничего не творит сразу, даже в Америке.
Лиса изменила свой путь к ручью, чего и хотел Чарли Мэн. Он продолжал следить за ней, как тень ее, как смерть за осужденным. Высокий, тонкий и сухой, он дни и ночи шагал по лесу легкими, длинными ногами, не отрывая серых глаз от земли, следя за изгибами каждой былинки, замечая каждую вновь сломанную ветку и каждый след. Он совершенно забыл обо всех зверях, кроме лисы, о доме, о жене, о детях, похудел, оборвался и так ходил полуголодный, угрюмый, почти больной от напряжения.
Через две недели он знал место, где лиса переходит ручей. Он взял камень и положил его в воду ручья. Дней через пять он положил другой камень, а первый покрыл тонким слоем моха. Еще пять дней — он положил в воду третий камень, покрыл мохом второй и добавил слой мха на первом...
Так, незаметно, один за другим, он клал в воду ручья камни и одевал их мхом, подражая медленной работе природы. Он положил их пять. И так он создал для своей лисы мост через ручей. Она нашла его, конечно, — лиса не любит мочить в воде свои лапы, она воспользовалась работой Чарли Мэна.
Когда он заметил ее следы на мху своих камней, — он вынул первый из них и поставил на его место капкан, прикрытый мхом.
И наутро, придя к ручью, он с радостью увидел, что великолепный зверь сидит в капкане с перебитой лапой, оскалив зубы от нестерпимой боли в раздробленных костях.
Сунув руки глубоко в карманы, Чарли Мэн с тихой улыбкой встал на берегу, высокий, худой, с красным лицом, густо покрытым седою щетиной. Потускневшие от боли глаза лисы вспыхнули красным и желтым огнем, она рванулась из капкана, — хрустнули кости, на воде ручья засверкали тонкие струйки крови, зверь залаял, взвизгнул и замер...
Тогда Чарли Мэн подошел к нему и умелой рукой сломал лисе позвонки шеи...
Семь недель он упорно трудился, чтобы сделать это!..
Но — недавно старый Чарли Мэн убил свою репутацию умного человека.
...Было так: черный ястреб явился в деревне и стал таскать кур. Его видели не однажды, стреляли в него не раз, но все неудачно — хищная птица невредимо улетала, спокойно раскинув на воздух широкие крылья и как бы презирая вражду людей.
Но Чарли Мэн — он счастлив, верен его глаз, и метко бьет ружье! Чарли Мэн однажды увидал, как ястреб, охватив когтями большую курицу, тяжело взмывает с нею над деревней. Мэн выстрелил — птица, вздрогнув всем телом, упала на землю.
Чарли поднял ястреба — оказалось, что дробь оглушила птицу, но даже не ранила ее. Полузакрыв глаза, ястреб смотрел в лицо охотника, и брови хищника вздрагивали, когти слабо шевелились.
Велика была эта птица, велика и тяжела. Ее полузакрытые глаза смотрели без испуга, порой она вздрагивала всем телом — руки Чарли Мэна ощущали ее теплоту, слышали биение хищного сердца.
Сбежались дети, женщины и ругали гордую птицу, грозя ей кулаками, и каждый хотел нанести ей удар в отмщение за куриц.
Жена рыжего Джека предложила:
— Отдайте этого разбойника детям, Чарли Мэн! Они уж справятся с ним теперь!
— Он может выцарапать им глаза! — испуганно возразила другая.
Старая Клэр, самая религиозная женщина общины, сказала своим голосом, охрипшим от молитв:
— Вы говорите вздор, дорогая Крукс! Дети могут выпустить эту страшную птицу... и она снова начнет похищать наших кур... Следует отнестись серьезнее к ней и сейчас же убить ее...
И так как все очень уважали Клэр, то все согласились с необходимостью — убить...
Мэн снял свои пальцы с шеи ястреба, спокойно и молча посмотрел на шум вокруг себя, он посмотрел не на лица своими серыми глазами, а сквозь людей и через них, поэтому-то я и говорю — он посмотрел на шум. Потом он поднял птицу с земли, взял ее подмышку и понес домой.
Сначала дети шумно бежали за ним, спрашивая, что он думает сделать с ястребом, но он шагал, наклонив голову к земле, по своей привычке, и его неподвижное лицо, его каменное молчание оттолкнуло детей...
Он был интересный человек для детей, но они не любили его и, предпочитая говорить о нем между собой, редко и неохотно разговаривали с ним.
Когда Мэн пришел домой, птица очнулась. Сильным движением всего тела она попробовала вырваться из рук старого охотника, но он снова схватил шею ястреба железными пальцами и тиснул ее так, что круглые глаза птицы странно повернулись и налились кровью. Чарли Мэн приблизил голову ястреба к своему лицу и сказал ему кратко и просто:
— Убью, дружище...
Ястреб, изогнув шею, вцепился клювом в тыл ладони Чарли Мэна — охотник вздрогнул от неожиданности и боли, сжал зубы и, приподняв птицу над головой, с силой бросил ее на землю.
Хищник упал на бок, но тотчас же повернулся на спину, распластал по ней крылья и вытянул их перед собой.
Его глаза, круглые и горящие, неподвижно остановились на длинной фигуре охотника и на его красном лице, остановились и сверкали, ожидая нападения. Ястреб приподнял голову, напрягая шею, и смятые перья на его шее грозно встали, вздрагивали, каждое и все...
Мэн взглянул на разорванное мясо руки, из нее обильно текла густая, темная кровь. Тогда он снял здоровой рукой ружье из-за плеча и приложил его к щеке...
Птица еще больше вытянула когти, приподняла голову и с дрожью в крыльях, простертых по земле, с огнем в глазах смотрела, ждала...
Чарли Мэн медленно поднял голову и серыми глазами взглянул в небо, такое высокое, обширное в этот ясный день. И опустил ружье к ноге...
Подумал, спокойно рассматривая птицу...
Потом он положил ружье на землю, взял в стороне ящик, подошел к птице, ожидавшей минуту последней для нее борьбы, накрыл ее ящиком и не спеша ушел в дом.
Его жены и детей не было дома: они, как всегда летом, уезжали к деду, на озеро. Они, как это известно, в деревне, не очень любят Чарли...
Минут через десять он вышел снова, рука его была перевязана грубо и наскоро полотенцем, которое уже успело пропитаться кровью, в другой руке он нес тонкую и крепкую веревку.
Сняв ящик с тела птицы, он опустился перед ней на колени и сказал угрюмо:
— Не будем ссориться...
Ослепленная темнотой под ящиком, разбитая ударом о землю, птица лежала все в той же, готовой к бою позе, но голова ее теперь бессильно опустилась на землю, только один желтоватый круглый глаз смотрел в лицо Чарли...
И презирал его.
Чарли Мэну удалось накинуть на ногу птицы веревку и туго завязать ее. Ястреб клекотал, точно кровь кипела у него в горле... Но он был слишком обессилен и унижен, чтобы драться.
Другой конец веревки Мэн привязал к дереву, потом посмотрел на птицу, кивнул ей молча головой и, подняв с земли ружье, ушел в дом.
Ястреб повернул свой желтый, круглый глаз вслед ему...
Потом приподнял крылья. Но они бессильно опустились...
Тогда птица подобрала одно крыло и, сделав сильное движение всем телом, опрокинулась на бок... встала на ноги...
Опустила крылья, опираясь ими на землю и низко наклонив голову — точно Чарли Мэн на ходу, — прыгнула раз... два... свалилась на бок.
Заклекотала злобным клекотом, негромко, хрипло, и снова села на землю, упираясь крыльями в пыль ее. Так сидя, измятая, разбитая, она, опустив хищную голову, смотрела круглым глазом на веревку, которая длинной, серой и тонкой змеей тянулась от ее ноги к дереву — изломанные перья дрожали мелкой дрожью.
Чарли Мэн стоял у окна и смотрел на ястреба серыми глазами...
Птица оправилась дня через три, она прыгала по двору, тяжело влача за собой измятое крыло и длинную веревку, прыгала и смотрела на все желтыми глазами — острым взглядом тонко отточенной, холодной злобы...
Каждый день Чарли Мэн бросал ей куски сырого мяса, но ястреб не дотрагивался до них при охотнике: когда кусок падал около его клюва, птица расправляла здоровое крыло и прыгала прочь от куска, никогда не глядя на него... После куски мяса незаметно исчезали...
Для детей деревни было большим удовольствием забавляться с ястребом Чарли Мэна. Они приходили к его дому каждый день веселой ватагой, кричали на ястреба, хлопали руками и бросали камни в угрюмую птицу, стараясь попасть ей в этот желтый, строгий глаз, почему-то раздражавший их.
Если камень падал близко от ястреба, птица косилась на него, оставаясь неподвижной, если камень попадал ей в тело, она, вздрогнув, отскакивала прочь от удара. И всегда — молчала...
И всегда Чарли Мэн сидел на крыльце своего старого, маленького дома, встречая детей и молча следя за игрой с ястребом. Стесняя их веселье, он ничего не говорил им, но все чувствовали на себе его мертвый, охлаждающий взгляд, и каждому он казался лишним здесь... Избегая ударов камнями, по траве перед домом прыгала большая угрюмая и злая птица, на крыльце сидел, положив скулы на ладони, длинный, худой человек и смотрел на ястреба, на детей, смотрел все время, пока они играли с птицей, стараясь выбить метким ударом камня ее злой глаз.
Чарли Мэн молчал... Но было хуже, когда он неохотно и медленно бросал детям несколько слов, одинаково скучных и, пожалуй, даже глупых:
— Вы, ребята, могли бы, если б захотели, бросить этой птице пару цыплят. Для нее, я думаю, цыплята будут приятнее камней и палок...
В другой раз, когда маленький Джонстон ловко ушиб ногу ястреба, Чарли Мэн поднялся и почему-то заявил детям:
— Я полагаю — с него довольно на сегодня... Вы могли бы уже идти домой, ребята...
— Когда вы убьете дьявола, Мэн? — спрашивали его дети.
— Чтобы убить — не нужно много времени... — ответил он.
Все это было скучно и охлаждало враждебный пыл детей, ненавидевших вредную птицу со всею силой и искренностью чистых сердец. И было странно, что с той поры, как Мэн привязал ястреба, он сам почти перестал выходить из дому.
Порою дети, раздраженные птицей, бросались на нее, тогда она быстро опрокидывалась на спину, вытягивала когти, открывала клюв и так ждала борьбы — вся взъерошенная и дрожащая, точно живой ком дикой злости...
В такой момент возбуждения Чарли Мэн вставал, вытягивался и, казалось, готовился к чему-то, что сразу отвлекало внимание детей от ястреба. Они смотрели на Чарли Мэна, он на них...
Им становилось холодно и жутко под взглядом серых глаз.
И тогда они уходили прочь от неприятной серой птицы и от чудака...
Однажды после такой сцены они ушли, а Чарли Мэн остался на крыльце. Положив, как всегда, свои скулы на ладони, он пристально смотрел на птицу, утомленную прыжками, она прижалась вплоть к стволу дерева, около которого запуталась ее веревка, и голова ее опустилась к земле, точно на ней невидимо лежало бремя долгой жизни или многих страданий.
Чарли Мэн смотрел на нее, пока стемнело, потом он встал и медленно подошел к дереву. Птица вздрогнула, насторожилась, ее перья злобно встали...
— Это... не то, дружище! — пробормотал Чарли Мэн, отрицательно кивая головой.
И он пошел на птицу так, чтобы она, отступая перед ним, распутала веревку. Сначала ястреб противился, взмахивая крыльями, но когда он понял, что каждый новый круг около дерева, удлиняя веревку, отдаляет его от человека, он запрыгал по земле быстрее, еще быстрее... И вдруг, взмахнув крыльями, поднялся, полетел, крикнул...
Веревка дернула его назад, он почти упал снова на землю, косо махая крыльями. И, когда он сел на траве, его желтый, круглый глаз уставился в лицо Мэна, стоявшего в двух шагах.
Чарли Мэн осмотрел птицу, круто повернулся и не спеша ушел в дом.
Он вышел оттуда сейчас же и вынес ружье. Так же, не спеша, он подошел к ястребу, приложил ружье к плечу...
Туго натянув веревку, птица сидела неподвижно, и круглый глаз ее блестел во тьме, глядя на Чарли Мэна, в его каменное, как всегда, лицо. Голова ястреба была немного скошена направо. Мэн вдруг усмехнулся, опустил ружье и сказал:
— Это — глупость, дружище... Не нужно это, я знаю...
Он качнул головой, и птица тоже как будто пошевелилась...
Мэн опустил ружье на землю и вынул из кармана нож, потом осторожно взял веревку и потянул ее к себе. Ястреб вздрогнул, взмахнул крыльями, готовый опрокинуться на землю и защищаться...
— Не дури... — тихо сказал Чарли Мэн. — Довольно глупостей... довольно для обоих нас...
Он все подвигал птицу ближе к себе, осторожно потягивая веревку, — ястреб, не спуская с него взгляда, уступал силе и вытягивал клюв, медленно открывая его, готовый вырвать серый глаз человека.
Но Чарли Мэн коротким, быстрым ударом перерезал веревку у самой ноги птицы и тотчас отскочил. Испуганная его движением, птица взмыла в воздух... Радостно, громко крикнула и снова, как бы не веря свободе, опустилась на землю...
Чарли Мэн, не глядя на нее, поднял ружье и пошел в дом...
Он слышал, как сзади него грузно хлопнули в воздухе крылья — раз, два и три... Потом во тьме раздался мягкий шум полета большой, тяжелой птицы...
Человек наклонил голову и, не оглядываясь, скрылся в доме...
...Наутро снова явились дети, но птицы не было, а Чарли Мэн, одетый на охоту, усердно смазывал ружье.
— А где же одноглазый дьявол? — вскричали дети. Это не относилось к Чарли Мэну, и он молчал.
— Где ваша птица, мистер Мэн? — спросили дети, окружая охотника.
Он поднял свое красное лицо в небо и не спеша ответил:
— Улетела птица... Как это было необходимо для нее.
— Вы отпустили ее? — изумленно и разочарованно закричали дети. — Чтобы она опять таскала кур? Теперь, когда у всех цыплята?.. Ого-го, мистер Мэн!
— Я ей сказал, — странно двигая губами, заговорил Чарли Мэн, — я сказал ей, чтобы она не встречалась со мной еще раз... Но о том, как надо вести себя по отношению к домашней птице... я, кажется, забыл сказать ей? Да, я позабыл...
...С той поры знаменитого охотника Чарли Мэна весь округ называет за глаза не иначе как — старым ослом...