Мы сообщаем о новых открытиях не для того, чтобы посеять смуту в умах, а чтобы просветить их, не для того чтобы разрушить науку, а чтобы поистине обосновать ее

Именно такими словами Галилея хотелось начать эту главу. И тут уж ничего не поделаешь, поскольку всякое новое знание приводит нас либо к полному отказу, либо к существенному пересмотру привычных представлений об устройстве мира, внося смуту и разногласия в умах ученых, а то и вовсе открытую неприязнь к каким-либо неожиданным переменам.

Профессор Принстонского университета Эрик Роджерс по таким поводам говорил, что «лучше держаться подальше от людей, пытающихся представить любую проблему или спор в виде набора абсолютных утверждений и отрицаний, если они не подтверждены опытом. Расширяя диапазон наших суждений, мы можем потерять что-то в «логике», но существенно выиграем в интеллектуальном развитии».

Действительно, некоторые наши научные аргументы базируются вовсе не на результатах физического эксперимента, а лишь на логике алгебры, другие следуют правилам формальной логики, а иногда и вовсе оказываются весьма произвольными, т.е. говоря словами известного математика Д. Пайя:

«Существуют решения, которые похожи на кролика, вытащенного фокусником из шляпы», — а сами ученые часто сознательно обманывают общество, логично подавая ему то, к чему сами же пришли совсем не логичным путем. Именно поэтому крайне важны четкость или хотя бы какая-то обоснованность используемых определений. Со временем их можно и уточнить.

Обратившись к самому загадочному из известных нам свойств движения, а именно, соотносимости количества движения (импульса) и кинетической энергии, вместе с применимостью математических методов оперирования подобными величинами, невозможно не только предугадать заранее конечный результат, но и то, как этот результат будет воспринят научной общественностью. Большинство серьезных исследователей считают подобные темы малозначимыми, не заслуживающими внимания, поскольку, казалось бы, не предвещают никаких неожиданностей. Иные, порою даже замечая определенные странности, присутствующие при количественном описании взаимодействия движущейся материи, подобно Аристотелю успокаивают себя, мол, такова природа вещей, игнорируя «нерешабельную» для себя задачу, что можно сравнить с заметанием мусора под ковер. Возникает справедливый вопрос, возможно ли исследуя движение материи на основе известных нам физических законов и неких логических построений установить что-либо действительно новое о предмете, который считается незыблемым вот уже сотни лет? Ответить на этот вопрос не так-то просто, как может показаться.