Стоят ясные дни начала сентября. Среди недели отец взял билеты на «Ракету» и в пятницу отплываем в 9-10 с Речного вокзала. В салоне теплохода везде, где нет кресел, стоят рюкзаки и сумки, а под стенками видны ружья в чехлах и спиннинги, — киевские рыбаки и охотники едут на море-водохранилище.

Волны нет и «Ракета» быстро мчит вверх по запруженному Днепру среди голубых просторов. Через час появляются на воде камыши, около них кое-где заметны лысухи, тянет стайка уток. Завиднелись большие створные знаки-щиты на Припяти. В салоне началось оживление, люди одевают рюкзаки, готовятся к выходу. У невысокого зеленого бережка показалась пристань. Я налегке быстро спускаюсь по узким пружинящим сходням и устремляюсь на охотничью базу, огибая залив. Прибежал третьим, а у опередивших меня оказалось еще по три друга. Лодок на базе мало, большинство уже в угодьях. Когда я взял лодки нам с отцом, на воде осталось всего четырнадцать из 150, как сказал егерь, так что бежал я не зря. Перегребаю залив и причаливаю там, где ожидает меня отец с нашими вещами. Укладываем в лодки под скамейки ружья, сумки и рюкзаки ставим на кормовые сидения, спиннинги кладем вдоль борта. Беремся за весла, и… наш отдых начался.

Плывем вниз по руслу Днепра, подпруженному водохранилищем. Через «первую» протоку выходим на большой плёс. В разных местах на нем видно несколько рыбачьих лодок. Пока переплываю плёс, забрасываю с кормы спиннинг — ловлю на дорожку. Попадается окунек. На другой стороне плёса разрослись водоросли, много «щучьей травы» — рдеста курчавого, кое-где плавают широкие листья кувшинок, виден стрелолист. Ловим, забрасывая блесны в окна между водорослями, а где можно, тянем вдоль зарослей.

Яркое солнце сверкает в чистом небе, отражаясь в тихой воде. Кругом необъятный голубой простор с оправой из начавших желтеть камышей, таящих вечную для охотника и рыбака тайну. В воздухе висит едва приметная легкая синева-дымка. В ней сияют, растворяясь, дали. Как легко дышится, как хорошо! В такие дни хочется подобно перелетным птицам свободно кочевать в необозримых просторах. Красота и благодать. Душа поет от тишины и покоя. А впереди у нас два дня среди природы со спиннингами и ружьями в руках. Именно в сентябре по-настоящему отдыхаешь. Нет летней изнуряющей круглосуточной жары и зноя. Нет и сырой пасмурности или пронизывающего осеннего ветра. Природа как бы сама отдыхает в задумчивом покое. Золотые дни неспешно идут один за другим, ничего не меняя. Люблю эти дни и радуюсь, что мы попали сегодня в их чарующий мир…

Бросаю блесну среди трав. Делаю подтяжку после ее падения. Тут же следует удар. Попался красноперый окунь на полкило, этакий полосатый горбач в зеленоватой броне-чешуе. В другом месте, при проводке вдоль трав, на дальнем забросе взяла щука на два кило. Отцу попались две щуки двухфунтовки и сошла килограмма на три — завела лесу за весло у лодки. Досадно, конечно.

Теплынь, как летом, и я даже два раза нырял с кормы, отцепляя блесны от коряг. Приятно было окунуться, правда, вода уже весьма «свежая».

Ветра нет, полный штиль.

К часам пяти солнце ослабило свой пыл, клев перестал, и мы поплыли к длинному островку ставить палатку. На «нашем» месте — пятачке среди кустов белолоза, уже расположился охотник с маленькой палаткой, и что-то готовит на бензиновом примусе. Нам пришлось стать в стороне за кустами на осоковой лужайке. Я пошел резать тростник под палатку, а батя пошел знакомиться с соседом. Он оказался моих лет, зовут Димой, охотиться завтра будет в заливе. Пока мы обустроились, поели, выпили чаю и выпотрошили пойманную рыбу, стемнело. Немного посидев и поговорив у костра, забираемся в палатку. Лежу и думаю о завтрашней охоте. Батяня уже начинает мерно посапывать. Незаметно и сам проваливаюсь в сон.

Утром поднялись в шесть по механическому будильнику. Будильник маленький, но звонкий. Отец приобрел его в прошлом году, чтобы спать на охоте спокойно, не опасаясь проспать зарю. Чуть светлеет небо на восходе. Тихо, безветренно. В воздухе бодрящая свежесть. Быстро собрались, сели в лодки, перегребли залив и стали в затопленной камышовой гряде. Грохнул где-то первый выстрел. Ему ответил другой. Над заливом протянула четверка крякв. Невысоко показалось несколько летящих лысух. Я приготовился, слежу за их полетом, а лыски опустились на воду шагов за сто и сразу заплыли в рогоз. Ночью лысухи выплывают кормиться на плёсы, а утром сами, либо спугнутые кем-то, летят к зарослям и прячутся в них. Потом днем часто выплывают на чистую воду, если их не тревожат, чистят перья и ныряют рядом с камышами за ракушками.

Налетает чирок. Я стрельнул, чирок полетел дальше. Розовая заря охватила треть неба. Еще пару раз в меру пролетали чирки. Мы стреляли, но я неудачно. Отец что-то сбил. Над водой показался алый край солнца. Рядом, в зарослях «закэвкала» лысуха, но голос ее стал удаляться. Вскоре она показалась на виду вне выстрела и поплыла к кустам ежеголовника на заливе. За ней последовало еще три. Закружили в ясном небе над плесом белокрылые чайки. Отец поплыл блеснить спиннингом. Я постоял еще с полчаса и, не дождавшись больше налетов, решил поохотиться на гряде бродом. Глубина здесь позволяла, и дно было не топкое. Одеваю длинные резиновые сапоги (сидел в ботинках, чтоб лишний раз не парить ноги), вылезаю из лодки, беру ружье, и побрел не спеша вдоль края камышей. Хотя и говорю камыши, но, если быть точным, гряда состояла из зарослей рогоза и тростника, а камыш (ситник, или куга, с безлистыми стеблями) встречался в ней только изредка отдельными кустами. Гряда была шириной шагов 10-15 и длинной полосой отделяла плёс от зарастающего залива.

Прохожу шагов тридцать и слышу как за полосой тростника, слева от меня, взлетела утка. Руки мгновенно бросают ружье к плечу. Готовый к выстрелу, жду ее появления, но шум крыльев удаляется. Опытная утка уходит низом, скрытая высоким тростником. Бреду дальше. Какая-то рыба, наверно, линь бросается от меня, натыкаясь на стебли. Они вздрагивают, указывая ее путь. Вдруг, шлепая по воде лапами, вылетает лысуха. Дробь поспешного выстрела пенит под ней воду. Веду стволами, тщательно выцеливаю, и второй выстрел обрывает ее полет. Впереди слышен шум удирающих по зарослям остальных лысух. Останавливаюсь, прислушиваюсь. Маленькая буренькая камышевка, заметив меня, начинает тревожно подавать негромко свой голос: чек, чек,…, перелетая рядом. Постояв, продолжаю охоту. Замечаю впереди, как из края зарослей выплывает несколько лысух. Они начинают разгоняться и взлетают. Стреляю дуплетом шагов на сорок пять. Одна лысуха падает, плещется на воде, топорща крыло, и замирает. Перезарядив ружье, продвигаюсь дальше. Так я вытоптал и сбил еще лыску и двух стрельнул плавающих, пройдя почти до конца гряды, пока позволяла глубина.

Собрав добычу, весело налегаю на весла по пути к нашему стану. Получилось как по пословице: «не было ни гроша, да вдруг алтын». Батя был уже на месте у палатки. Он взял чирка, лысуху, курочку и поймал трех окуней. Увидав мою добычу, заулыбался, удивился и похвалил. Три лысухи были крупные, около килограмма весом, остальные по 0,6 кг, молодые. Всю дичь мы выпотрошили. В желудках у лысух была зелень и кусочки ракушек. Эти кусочки, наверно, служат жерновами, подобно камушкам у других птиц.

Из курочки и чирка мы решили сварить суп. Подошел наш сосед Дима. Поговорили. Он утром стоял в конце залива и сбил чирка, лысуху и крякву; охотой доволен.

Пока мы занимались приготовлением обеда, поднялся ветер. На северо-западе у горизонта появилась какая-то подозрительная серая полоса. Она постепенно расширялась, и отец, поглядывая на нее, сказал, что надо приготовиться к дождю. Около трех часов, когда мы закончили готовить, пришла гроза, и целый час шел сильный ливень. Мы забрались в палатку, поставили котелок с супом на газету и не спеша отобедали. Шум дождя заглушал все звуки. Две молнии ударили где-то неподалеку. Через час ливень постепенно ослабел. Вот дождевые капли уже едва слышно шуршат по палатке и, наконец, наступает полная тишина. После дождя стало сыро и серо вокруг. Но это еще не октябрьская все пронизывающая холодная сырость. Через день прошедший дождь забудется, снова будет ясно и сухо.

Солнце зашло в облаках. Вода неподвижна как зеркало и в ней четко отражаются застывшие тростники и рогозы каждым своим стеблем. Я решил постоять вечером где-нибудь недалеко. Поплыл на южную оконечность нашего островка и стал там, затолкав лодку в заросли. Батя остался у палатки, сказав, что и тут может что-то налететь. Наш сосед поплыл туда, где был утром.

Стороной пролетело поодиночке несколько уток. Стайка лысух плавает поодаль. Вижу, как вдоль залива мимо меня к ним тянет лысуха. Напускаю в меру, поднимаю ружье к плечу, веду стволами на корпус перед ее клювом. Выстрел, и лысуха комом падает в воду. Опускаются серые сумерки и быстро темнеет. Пора возвращаться к палатке. Тут налетает крыжак. Стреляю. Он камнем падает в край рогоза неподалеку. Обрадовавшись удачному выстрелу, спешу за крыжнем, оставив ружье в лодке. Подхожу к месту, где упал крыжак. Высматриваю, где же он лежит. Тут крыжень выскакивает из зарослей на чистое, взлетает, и был таков. Вот дал я маху. Ну, кто же на охоте ходит без ружья!

Воскресенье. Утром стали, где и вчера. Лёта почти никакого. Стороной промелькнуло несколько чирков и одна кряква. В сентябре так обычно на второй день всегда. Местной утки уже мало, она осторожная, а северная еще не подошла. Заметно похолодало после вчерашнего дождя, и задул ветер с севера. Позавтракав, мы решили сложить вещи и плыть на плёс рыбачить до отъезда. Мне захотелось еще пройтись бродом по гряде с ружьем, где удачно поохотился вчера. Сегодня было уже все иначе. Лысухи были настороже, таились в зарослях и не вылетали. Но вот замечаю впереди черную головку с белой плешинкой у клюва. Лысуха кормится ряской среди редкого рогоза. Едва передвигая ноги, подкрадываюсь на выстрел…Потом вытоптал еще трех лысух, но вылетали они далеко. Над плёсом иногда пролетали серые цапли; коричневые болотные луни внезапно появлялись над зарослями, высматривая какую-нибудь зазевавшуюся молодую дичину или подранков.

Когда я приплыл к отцу, у него уже было две щучки-травянки. Я тоже начал ловить и поймал одну, а одна сошла. Около четырех часов мы погребли на базу, чтобы успеть на «Ракету» в полшестого. На пристани уже собралось с полсотни желающих уехать. Ну, думаю, будет давка. Но вместо «Ракеты», на счастье, пришел почти пустой «Метеор» и забрал всех. Хотя на нем 180 посадочных мест, народ все же немного потолкался у сходен.

Наконец, все уселись, успокоились. Отплываем. Те, кто был выше пристани, у соснового леса, везут в лозовых корзинках отменные белые грибы, некоторые грибы очень красивые — с вишневыми шляпками и чисто-белыми ножками. У рыбаков, бывших на «четвертой» протоке, в сетках с осокой видны крупные черно-спинные, темно-зеленые щуки (килограмма на четыре). Попадались, говорят, на ямах. Уток и лысух я видел по две три штуки, но не у всех.

Мерно гудит мощный дизель «Метеора», несущегося на подводных крыльях к Киеву по рукотворному морю. Многие пассажиры уже дремлют. Смотрю в окно салона. Перед глазами быстро проплывают, скрываясь вдали, столь притягательные для охотника и рыбака камышовые просторы, в которых мы только что провели три таких чудесных сентябрьских дня.