Отец наметил наш выезд на конец октября — лучшее время утиной охоты. С каким нетерпением я ожидал эту поездку! Еще раз тщательно вычистил отцовское ружье — венгерскую курковую двухстволку «Gojzer Nandor» 16 калибра. Снарядил к ней в латунные гильзы два десятка патронов с дробью №5 и десяток с №4. Выстирал портянки, собрал одежду, которую возьмем с собой; приготовил спиннинги и коробку с блеснами.
Ожидание всегда порождает смутную тревогу: вдруг что-то помешает, как все сложиться? что будет с погодой? все ли взято? Наконец, все сомненья позади и утром в пятницу, 29 октября, выезжаем на моторной лодке. День чудесный, солнечный. Голубое небо в белых мазках перистых облаков. Светлые песчаные берега, облетевшие лозняки, безлистые пышные ветлы, кряжистые, высокие осокори, и широкая синяя лента Днепра, уходящая вдаль. В устье широкого залива издали замечаю на воде северную гостью гагару. Интересно понаблюдать. Вот она нырнула и долго не показывается. Только через минуту в метрах полста от прежнего места выныривает на поверхность. Повертев головой, снова ныряет за рыбкой…
Проплывают мимо речные берега. Давно с них исчезли пестрые палатки отдыхающих, не стоят по заветным местам рыболовы, опустели песчаные пляжи. Только немногочисленные, самые заядлые и горячие спиннингисты и охотники еще дорожат на своих лодочках холодные речные просторы, веря в удачу.
Меняются перед глазами картины реки. В месте, где вода режет берег, упали в воду высокие тополя. Ниже по течению вышла из воды отмель. Ее уже заселяют молодые ивняки. Где была мель, там теперь остров с кустами и деревьями. Где на лугу у реки было озеро, там уже образовался залив, а где был залив, его вход обмелел и образуется новое озеро. Каждый год на реке что-то меняется…
Словно угадывая мои мысли, отец говорит:
— Смотри, где мы сейчас плывем, лет двадцать тому была неглубокая протока. Осенью я ее, бывало, вброд переходил, а основное русло шло за островом. Теперь же наоборот, — и помолчав, спросил:
— А где сторожка бакенщика Мыхайлы раньше была, знаешь?
— Выше по течению, примерно, на полкилометра от нынешней, — отвечаю.
— Да. Но еще раньше она стояла не на левом, а на правом берегу. Когда же там река стала сильно резать берег, сторожку перенесли туда, где ты сказал. У реки жизнь течет по своим законам…
Мы миновали старицу Шиляговку и протокой вышли в заход с пристанью у села Вишенки.
Вишенки — большое село, расположенное на левом берегу Днепра в двадцати километрах ниже Киева. Широкой полосой между селом и рекой раскинулись пойменные луга с протоками и островами. В юные годы я часто бывал там с отцом летом и осенью. В эти поездки жизнь среди природы приводила меня в восторг, даря светлую радость общения с прекрасным окружающим миром. Просторы роскошных сенокосных лугов и большая, чистая река в песчаных берегах очаровывали. Каждая встреча с ними развивала, ширила мои знания, прибавляла опыта, доставляя истинное наслаждение…
Пристань осталась позади. Впереди, на середине захода плавают четыре остроносых нырка-чомги. Приближение лодки их обеспокоило. Нырки начали отплывать в сторону и с разбега, как гидропланы, поднялись в воздух, замелькав крыльями. Мы проплыли вниз по течению вдоль острова, и зашли в небольшой залив на его берегу. Солнце опускалось к горизонту. Оставалось не так уж много времени, что бы осмотреться, собрать дров и приготовить ужин. Причаливаем к пологому песчаному берегу. В шагах восьми от воды начинался луг с побуревшими травами и отдельно растущими большими кустами краснотала. Их опавшие листья желтели пятнами на земле, оживляя осенние бурые краски. Отец отправился на разведку окрестностей. Я тем временем вырыл в песке ямку для очага и принялся собирать сухие ветки. Уже дважды прошел мимо одного и того же куста. В третий раз тащу мимо длинную сухую жердь. Тут из куста выскакивает заяц и, крутнувшись из стороны в сторону, исчезает в травах. Ух ты, косой! Надо же.
Разведя огонь, готовлю суп с картошкой и пшеном. Вожусь с костром, и посматриваю по сторонам. В небе замечаю стайку чирков. Над вершинами деревьев мелькнул ястреб, и там застрекотала сорока. Куда-то в луга потянула одиночная утка. Посвистывая, пролетело несколько стаек сереньких чечеток — гостей из лесотундры. Вскоре вернулся отец и сказал, что наш залив соединяется с большим треугольным озером. Один его берег сплошь зарос лозняками. На озере в дальнем конце сидела стая каких-то уток, а с берега поднялось несколько бекасов. В общем, место для охоты подходящее. Я рассказал, что видел здоровенного зайца. Отец улыбается.
За разговорами суп сварился и мы поужинали. На западе играла вечерняя заря, отсвечивая красноватой полосой у горизонта. Небо над ней было золотистое, переходя выше в голубое с синим. Постепенно краски зари тускнели и стали сгущаться сумерки. Вокруг засвистели утиные крылья. Начался вечерний лёт. Я с упоением вслушивался в его звуки, страстно наблюдая за пролетающими в разных направлениях утками. Многие опускались на соседнее озеро, и был слышен шум воды от их посадки. Одна утка и две пары сели в заросший угол залива.
В темнеющем небе на юго-востоке зажглась первая звездочка — голубоватая Вега, потом ниже — Альтаир, а на северо-востоке засветилась, восходя, великолепная Капелла. Опускается ночь. Несколько крякв и чирков пролетели совсем рядом. Так заманчиво было слышать шум их крыльев в сумеречной тишине. Меркнет полоска заката, угасла вечерняя заря. Небесный купол заискрился узорами ярких созвездий с алмазной зернью Млечного Пути …
Еще до рассвета отец разбудил меня. Мы быстро оделись. Отец подпоясал патронташ, взял ружье и мы пошли к озеру. Уже издали, при подходе к нему послышались голоса, а вблизи и плеск кормящихся там уток. Небо было затянуто облаками, на земле еще царила ночная тьма. Мы тихо вышли к краю озера у его заросшей стороны. Уток на воде от наших глаз скрывала ночь. Тусклая полоска зари засветилась на восходе у горизонта. В разных местах озера раздалось громкое кряканье. Вдруг о воду ударили десятки крыльев. Утки взлетели и, мелькнув двумя густыми стаями, скрылись в предутреннем сумраке. Ух, сколько же их было! а выстрелить не удалось. Слышно, как взлетела еще стайка. Приближается шум её крыльев, проявляются очертания налетающих уток в светлеющем небе. Отец вскидывает ружье и стреляет. Одна утка, сломавшись, падает за нашими спинами.
— Сбил! — восклицаю.
— Тише. Я видел, заметь направление, — ответил отец, перезаряжая ружье.
Запоминаю вершину куста и соседнего деревца, между которыми видел падение утки, примерно, в шагах сорока от нас. Время от времени обращаю туда свой взгляд, чтобы не забыть место. В небе пролетают одиночки и стайки уток, спешащие на дневку куда-то на укромные луговые озера. Ещё два раза отец стрелял по налетавшим уткам и сбил чирка, который упал недалеко от берега в воду. Совсем рассвело, и лет прекратился.
— Теперь займемся поиском сбитой утки, — сказал отец, достав чирка из воды. — Я останусь на месте, а ты иди в замеченном направлении. Буду тебя подправлять, если что.
Считая шаги, я пошел, вперив взгляд в точку падения утки. Пробираясь среди кустов, внимательно смотрю вокруг. На редине с травками лежит сбитая утка.
— Нашел! — радостно кричу и спешу с добычей к отцу.
— Свиязь, — говорит он, беря утку в руки. Таких стрелял на Северной Двине под Архангельском.
Я с интересом рассматриваю незнакомую мне северянку. Она меньше кряквы, сероватая на спинке, с коричневатыми «зеркальцами» на крыльях и беловатым брюшком; клюв у нее небольшой, перепончатые лапки серые.
Возвращаемся к лодке. Делаем чай, завтракаем. До вечера у нас почти целый день и мы отправляемся на рыбалку. Плывем на лодке за поворот русла в знакомый залив на правом берегу. С лета залив очень обмелел и в нем ничего не берет. Плывем дальше вниз по реке. С косы, в метрах двухстах, поднимается одинокий гусь. Перо у него светлое, хорошо заметно белое подхвостье, гусь не крупный.
— Похоже, это белолобый, — говорит отец. — Серый гусь темнее и крупнее.
Я любуюсь редким зрелищем. Впервые так близко вижу гуся на охоте. Гусь перелетел широкую косу и опустился вдали на отмель. Я не могу успокоиться и спрашиваю:
— Почему он тут, и один?
— Возможно молодой, отстал от стаи, ослабнув, а может, рана какая-то у него, — ответил отец.
Завернув в залив, принимаемся ловить спиннингами с берега. На противоположной стороне залива у воды ходило с десяток черно-белых чибисов и перебегало несколько мелких куличков. Вдруг отец издает восклицание. Вижу, как его спиннинг сгибает какая-то рыба. Отец подводит ее к берегу и вот на траве уже запрыгала пойманная щука. У меня берет щучка-травянка, потом окунёк. Ловлю и поглядываю по сторонам. Замечаю, как снижаясь, на соседний луг заходит стайка чирят. Пристально наблюдаю за ними. Чирки, покружив, опускаются в шагах двухстах. Там, наверно, на лугу есть озеро.
— Чирки недалеко сели на озеро, — говорю отцу возбуждено.
— Ты, наверно, хочешь поохотиться на них? — спрашивает он.
— Да, — отвечаю с замиранием сердца.
— Ну, если очень хочется, попробуй. Бери ружье, — разрешает, — только будь внимателен.
Я, не чувствуя земли под ногами, мчу к лодке. Взяв ружье и патронташ, спешу в замеченном направлении. Осторожно подхожу к понижению с кустами. Там поблескивает озеро. Подкрадываюсь, сгибаясь в три погибели, где кусты по гуще. Завиднелась полоска воды. Подбираюсь, держа заряженное ружье в руках. От кустов до воды тянется еще полоса порыжелой осоки. На воде поодаль темными комочками плавают чирки. Мое сердце колотится, как у пойманной птицы. Медленно переставляя ноги, с остановками, пригнувшись, крадусь через осоку к воде. Начинают вязнуть в иле ноги. С трудом вытаскиваю их, придерживая голенища сапог рукой. Чирки замечают опасность раньше, чем я готов стрелять. Шум их крыльев на взлете застает меня врасплох. Мой выстрел впопыхах слишком запоздал. Грустным возвращаюсь к лодке.
— Ну, что? — улыбаясь, встречает меня отец.
— Улетели, не удалось подойти на выстрел. Только время потерял, — говорю удрученно.
— Ничего, некоторый опыт все-таки получил, — подбадривает меня отец.
На щеку капнуло. Серые облака опустились совсем низко. Залив зарябил под бисеринками дождевых капель. Начинается мокрая неприятность. Все же продолжаем ловлю, пока усилившийся дождь не загоняет нас в кабину. Капли монотонно стучат по ее крыше. Отец рассказывает, как лет десять тому знакомый застрелил гуся: «Поехали мы впятером ГАЗ-иком на луга под Процев, тоже в октябре. Александр Иванович и Валентин Михайлович — завзятые спиннингисты, пошли блеснить по соседним озерам, а я и Пётр Степанович — с ружьями охотиться. Шофер Виктор, с разрешения Валентина Михайловича, с его ружьем засел в кустах у большого озера. Под вечер возвращаемся мы на стан, а Виктор сияет, как восходящее солнце, и показывает под куст. Там, на траве раскинув крылья, красуется великолепный гусак. Мы все, конечно, страшно удивились. Как это у него получилось? Оказывается, сидел он в кусте, сидел и задремал в своей засидке. Вдруг слышит какой-то шум. Открыл глаза и видит на воде в метрах сорока севшего гуся. Виктор, недолго думая, его из ружья по голове — бац! Гусь забил крыльями и готов».
— Ну, «дикий» случай, — говорю, невольно завидуя.
— «Дикий», — соглашается отец, — а на охоте сплошь и рядом такое бывает.
— А Виктор раньше охотился? — спрашиваю.
— Пару раз в прежние поездки стрелял из ружья.
— Вот ведь, везет же некоторым, и, главное, на гуся! Тут хоть бы чирка стрельнуть, — говорю с досадой.
— На охоте столько всяких случайностей имеет значение, ну, и опыт, конечно, умение. Правда, опыта в данном случае у Виктора было маловато, но все-таки попал. Ладно, дождь дождем, а нам надо возвращаться. Скоро начнется вечерний лёт.
Мы поплыли на остров к заливу и через полчаса были там. Дождь продолжал моросить. Отец собрался на озеро, предлагая мне остаться в кабине лодки и не мокнуть, но я упросился с ним на охоту. Воздух насыщен влагой, все вокруг мокрое. Сгущаются сумерки. Утки пока не летят. Из низкого серого неба сеет и сеет дождь. Его капли шуршат по плащу, стекая с подола на резиновые сапоги. Темнеет. Стороной прошумела крыльями первая утиная стайка. Потом несколько одиночек пролетело невысоко. Отец стрелял четыре раза и сбил одного чирка. Совсем в темноте мы уходим. Дождь прекращается. Спать ложиться еще очень рано — нет и семи часов. Решаем развести костер и сделать чай. Всё отсырело и мне никак не удается зажечь огонь. За дело берется отец. На растопку из тополевого толстого сука накалывает тонких сухих щепок и легко зажигает их, используя бересту. Береста всегда у бати в запасе именно на такой случай.
— А интересно, прилетели на озеро утки после дождя? — спрашиваю, потягивая из кружки приятно согревающий сладкий чай вприкуску с галетным печеньем.
— Могли, — отвечает отец. — Давай допьем чай и сходим, посмотрим.
Подходя к озеру, слышим — есть утки. Тихое покрякиванье и плеск воды выдают их присутствие в тишине ночи. Постояв и послушав, уходим. Начинает дуть небольшой ветерок…
Утром поднимаемся до света и идем к озеру. Ветер, дувший всю ночь, перестал. На озере тихо, тихо. Уток не слышно. Наверно, еще ночью улетели. Как все переменчиво в природе. Мы простояли до рассвета без выстрела. Когда стало хорошо видно, отец пошел вдоль берега. Я в двух шагах следую за ним позади. С громким «жвяк, жвяк», впереди сорвалось три бекаса. Отец выстрелил дуплетом и один долгоносик упал. От выстрелов, дальше поднялось еще несколько бекасов, и разлетелись по сторонам. Пройдя весь открытый берег и постояв еще с полчаса у другого края озера, возвращаемся к лодке. В небе слышны голоса пролетающих мелких птичек: чижей, щеглов, чечеток, кочующих куда-то над поймой.
— Давай сварим ушицу, поедим горячего и будем отчаливать. По пути порыбачим, а может, еще и по уткам стрельнем где-то, — предлагает отец.
Сготовив и поев горячего, мы отправляемся на лодке в обратный путь. Синеватая дымка тумана обволакивает дали. Краски вокруг однотонные, мягкие. В их однообразии невольно притягивают взгляд последние желтые листочки на вершинках лозняков. За поворотом, справа потянулся обрывистый «черный берег», как его назвал отец. Предлагает там половить. Дно здесь хрящеватое с глыбами обвалившейся с берега болотной глины. Рядом яма. Значит, есть подход рыбы.
— А что тут ловится? — спрашиваю, забрасывая блесну.
— Всё. Я с Александром Ивановичем и Валентином Михайловичем ловили здесь и щук, и судаков, и крупного окуня, жереха и даже язя.
— И язя?! — восклицаю с удивлением.
— Да, на маленькую вращающуюся блесёнку раза три нам попадались тут язи с кило.
Вдохновленный таким разнообразием возможных поклевок, я принялся старательно махать удилищем. Течение здесь было сильное и легкий грузок, пригодный для залива, выносило с блесной на поверхность. Привязываю груз по тяжелее. В один из забросов чувствую короткий удар, сердце ёкает, но тройник приносит из глубины лишь какой-то корешок. Час ловли дает мне только небольшого окунька, отец же приходит с темно-зеленой щукой. Взяла за мысом с глубины. Плывем дальше. В устье Шиляговки спугиваем стайку чернети. Заплываем в протоку и пристаем к берегу.
Отец берет ружье и говорит:
— Здесь на лугу есть два хороших озера, пройдусь к ним, а ты побудь у лодки. Можешь половить пока рыбу.
Берусь за спиннинг. Забрасываю блесну. Глубина небольшая, на счет четыре груз ложится на дно. Делаю заброс за забросом, перемещаясь берегом вдоль воды. Невдалеке бухают два выстрела. Наверно, это отец что-то поднял. Вижу над лугом улетающую к реке стайку уток. Вдруг чувствую удар и рывки рыбы на удилище. Подтягиваю, вертя катушку. В воде, кувыркаясь, мелькает зеленоватым боком и белым брюшком красноперый «полосатик» с фунт и оказывается на берегу.
Вскоре приходит отец, приносит крякву и рассказывает:
— Подхожу к озеру, уток на воде нет. Иду заросшим краем берега. В углу озера поднимаются шесть крякв. Эта одна из них. На втором озере была стайка чирков, сидела открыто, далеко. У берега там ничего не поднялось. А ты, я вижу, тоже время зря не терял.
— Стараемся, — отвечаю, поздравляя батю с удачей.
— Ну, все — теперь домой на Киев. Спасибо река, спасибо луга и озера, — говорит отец, склоняя голову и прощаясь с окрестностями.
Я следую его примеру, сожалея, что так быстро прошли эти два чудесных дня среди дорогой и любимой природы.