Ясный голубой день. С полевой дороги у лужи поднялась стайка диких голубей-вяхирей. Из-за кустиков бурьянов мы с отцом подошли к ним шагов на полста и трех сбили. Тут же, поодаль, на паханой кукурузе снялась, мелькая белыми пятнами на крыльях, голубиная стая, сотни полторы. Я сначала подумал, что это там ходят грачи, т.к. на ярком солнце было не разобрать. Стая сбилась плотным облаком и пошла к реке. Некоторые из взлетевших кувыркались в воздухе как турманы.
Проходим через смешанный лесок. Голубая вероника и желтенькая скерда обрамляют его по краю, а на поляне поднимает метелки густой вейник. Резные листочки дикой герани, неприметные летом, от дыхания осени ярко зарозовели среди лесных трав. Кое-где на земле алеют листья осин и много опавших желтых березовых листочков. По дороге нам попалось несколько рыжиков и два крепких боровичка. Выйдя на луг, идем к речке. Она обмелела, и обнажилось много отмелей. На них темнеют округлые следы енотовидной собаки и более крупные, пятипалые — рыбачки-выдры. В начале ямы удил селянин; в садке у него был язик и две плотвы с ладонь. Отец остановился у старой ветлы и стал разматывать удочку-поплавчанку, а я с ружьем и спиннингом пошел вверх по течению. Из-под кустов на повороте поднялась кряква, но далеко, а над болотиной левого берега пролетела пара чирков и крупный кулик. В заливчике мою блесну взяла щучка полуфунтовка. Потом дважды промахнулся у берега окунек; на обратном пути поймалась щучка на два фунта. У ветлы с отцом разговаривал подошедший рыбак, лет тридцати пяти. В руках он держал длинное ошкуренное лещиновое удилище с толстой леской. К лесе была привязана латунная блесенка в вершок, с одинарным припаянным крючком. Рыбак сказал, что сегодня у него клев плохой — два речных колена прошел, а поймал всего двух окуньков с ладонь…
Через неделю, завершая мой отпуск, мы поехали на Киевское водохранилище.
До чего же хороши ясные сентябрьские дни! Отошла изнуряющая летняя жара. Утренний воздух свеж и необыкновенно бодрит, а холод ночи усиливает притяжение костра. Краски осени запестрели на листьях и травах, чаруя своими узорами. Просветлевшая, остывшая вода торопит взять в руки спиннинг, а утиные перелеты по зорям и стайки лысух на плесах будят страстное желание притаиться с ружьем среди водяных зарослей. Под тихие всплески весел плывем через плёс на лодках. Вокруг голубой простор воды и неба в золотом сиянии осеннего солнца. Островки желтеющих тростников расплылись в безбрежные дали. Взгляд летит далеко, не встречая преград, а сердце ликует, отдавшись простору, красоте и свободе…
Блесна-вертушка падает у края кувшинок. На счет «три» делаю потяжку, и тут же следует удар. На лесе чувствую порывы бойкой рыбы. Красноперый, полосато-зеленый окунь, покувыркавшись, вскоре оказывается в лодке. Ловлю в широких прогалинах среди зарослей рдестов и листьев кувшинок. Попадается еще пестрая щучка-травянка. Заброс, проводка, заброс… Оп! Стоп — зацеп. Острый тройник намертво засел на дне. Ладно, попробую нырну — глубина небольшая, всего метра три. Прыгаю с кормы. Ух, какая «свежая» сентябрьская водичка! В глубине темнеет пень с корнями, покрытыми ракушками, будто осьминог со щупальцами. Лепесток блесны посверкивает на одном из них. Отцепил блесну и скорей наверх. Кожа горит, стала красной. Вытираюсь рубашкой, натягиваю свитер. А хорошо после такой освежающей ванны! Снова берусь за удилище и вскоре окончательно согреваюсь.
Пока я «купался», отец поймал двух окуней и щуку больше кило. Мы плывем к соседнему острову, где оставлена наша палатка. Там, варим уху из окуней, а щук запекаем на рожнах, воткнув их у огня и время от времени поворачивая.
С запада приближается темная туча, расползаясь и захватывая небосклон. Уже громыхнуло, и сильным порывом налетел ветер. Первые капли вскоре застучали по листьям соседних тростников. Мы спрятались в палатке и под шум дождя отец рассказывает:
«Как-то на Козинском лугу, охотясь в конце лета, попал я в дождь. Поехал тогда налегке, даже плащ не взял — ведь в лугах всегда были стога сена. Светило солнце, тепло. Сначала зашел на озеро Домаху — большое, все в белых лилиях, очень красивое. На нем с подрыва сбил отменного крыжня. Дальше отправился на Кривец и по другим мелким озеркам. Охотился бродом. Взял еще двух чирков, потом еще одного сбил. Он упал в метрах тридцати от берега. Сплавал за ним. Обсыхаю на бережке. Небо начинают затягивать облака. Пока обсох и оделся, вдали стало погромыхивать. И только теперь замечаю, что стогов-то нигде нет, посвозили их, видно, на сенопункт. Припоминаю, что по дороге видел шалаш из лозы, поставленный пастухами. Заспешил я на его поиски и успел в него спрятаться. Лежу в шалаше на сене, смотрю на соседнее озеро. Поверхность воды кипит от дождя. Вдруг появляется тройка чирят, опускаются у берега и тут же прячутся в осоке. Даже водяная птица ищет укрытие от сильного дождя»…
За нашими разговорами дождь незаметно прошел. Вокруг стало влажно и тихо-тихо. Небо в пелене плотных облаков. Вода как зеркало, камыши застыли, не шелохнутся. Я сел в лодку, проплыл вдоль острова к мысу и причалил в край тростника. Размотал удочку, насадил на крючок смятый в шарик мякиш батона и забросил. Поплавок тихонько булькнул и замер на поверхности. Над водой с тихим щебетом проносятся ласточки-касатки, некоторые присаживаются на тростины, те сгибаются, а ласточки на них отдыхают. Среди стеблей появляется маленькая камышевка и с любопытством рассматривает меня. Над плесом проносится ястребок. Тут же с тревожным щебетом, сбившись облачком, ласточки взмывают в небо, а пернатый охотник мчит дальше. Белая цапля, мерно взмахивая крыльями, пролетает в стороне, сверкая как снежный ком. В соседних зарослях «закэвкала» лысуха. Вскоре она показалась на виду и поплыла через плес. Следом за ней потянулось еще несколько. Вдоль тростников тихо приближается ондатра и бесшумно уходит под воду, заметив меня. Где-то на отмелях пересвистываются кулички.
Поплавок чуть шевельнулся и плавно утонул. Мягко подсекаю. Из воды показывается красноглазая плотичка… Гаснет вечерний свет. В камышах закрякала утка, ей отозвалась другая. Я присоединился к их перекличке. Утки бодро мне отвечали, но потом вдруг замолчали. Видно, я «сказал» что-то не то. Как-то раз мы с отцом караулили лысух. Быстро смеркалось. На другой стороне плеса раздалось кряканье, батя ответил. Утка поддержала «разговор» и вдруг низом полетела прямо на нас и села у зарослей в метре от кормы нашей лодки. Мы замерли, потом я медленно стал поворачивать голову. Утка сорвалась и улетела…
Охотничье утро. Отец светит фонариком на часы и говорит:
— Только полпятого, можем еще подремать.
Лежу и думаю, где бы лучше стать: на мысу в тростнике или посреди залива в кустах ежеголовника, и спрашиваю отца:
— Ты где станешь?
— Думаю, надо на заливе, там обязательно будет тянуть.
— Тогда и я где-нибудь рядом с тобой.
Одев длинные резиновые сапоги, подпоясав патронташи и взяв ружья, садимся в лодки. Отплываем. Еще совершенно темно. Небо в небольших облачках, кое-где среди них проглядывают звезды. Тихо плывем на середину залива. Несколько уток шумно взлетают по сторонам. Тревожно покрикивает лысуха где-то рядом. Отец становится в пышном кусте ежеголовника. Толкаясь о дно веслами, задвигаю лодку в другой куст поодаль. Тянет небольшой ветерок, шевеля концы стеблей и будя рябь на воде. Узкой полоской у горизонта начинает светлеть восход. Настороженно вглядываюсь и вслушиваюсь в чуткие предрассветные сумерки. Вот стороной прошумела крыльями утиная стая. Слышно, как неподалеку перелетела лысуха; у острова громко закрякала утка. Вдруг замечаю приближающуюся цель. Вскидка ружья, поводка, выстрел и чирок плюхается в просвет между кустиками стрелолиста. Стороной, над самой водой тянет лысуха. Другая налетает вплотную, ее зеваю и мажу. Гремят выстрелы отца и слышен шлепок о воду — сбил! Быстро проносится стайка чирят. Вот еще тянет лысуха: всё ближе и ближе. Веду стволами на корпус перед ее клювом. Бах! Летит, отворачивая. Бах! И лыска валится в соседний куст. Несколько лысух с шумом опускаются на воду поодаль и быстро заплывают в заросли. Загремели выстрелы и на соседних плёсах. Светает. Уже отчетливо видна мушка на стволах ружья. На восходе половина неба стала голубовато-розовая. Иногда пролетают по сторонам одиночки, пары и стайки уток, уходя дневать на «большую» воду. Мы стреляли еще несколько раз, но я ничего не сбил. Вот, шумя тугими крыльями, густой стаей высоко летят какие-то утки, наверно, «северянки», за ними следуют еще несколько стай. Вижу, как на отца хорошо тянет крыжак. Звучит батин выстрел и, перекувыркнувшись, крыжень бухается в залив.
Алая заря полыхает на востоке в небе. Скоро покажется солнце. Несколько лысух шумно опускаются по сторонам залива, возвращаясь с ночной кормежки на плёсах. В метрах полста от меня прогалину в стрелолисте переплывает лыска, за ней еще две. Приближаясь, разрозненно, как стая ворон, с большого плеса летят еще лысухи. Некоторые тянут на нас, некоторые опускаются на воду поодаль. Отец дуплетом сбивает пару. Одна в штык идет на меня. Закрываю ее стволами, жму курок, и лысуха падает чуть не в лодку.
Красное солнце показывает свой край из легкой дымки над горизонтом. Несколько серых цапель пролетают стороной. Над заливом закружили белокрылые чайки. Голубой молнией над самой водой пронесся с писком рыбачок-зимородок. Постояв еще некоторое время без выстрелов, мы собрали добычу и поплыли к нашему острову. Там, у палатки принялись за хозяйственные дела.
После обеда отец прилег отдохнуть в палатке, а я с ружьем поплыл за остров на соседний плёс. На плесе виднелось несколько лодок спиннингистов. Через протоку выплываю на заросшие мелководья и решаю там покараулить в засидке. Через полчаса замечаю выплывшую лысуху. После выстрела она замирает на месте. Тут же вылетает вторая. Подбиваю ее, она падает в травяной куст. Плыву с ружьем наготове, кормой вперед, въезжаю прямо в куст. Жду, хлопаю руками, но лысуха «как в воду канула». Возвращаюсь на место. Долго ничего не появляется. Пройдусь-ка вброд, где мелко. Вылез из лодки и пошел вдоль тростника. С листьев кубышек впереди перелетела коричневатая водяная курочка. Двигаюсь дальше. Шлепая по воде лапами, вылетает лысуха. Моя дробь пенит под ней воду, а лыска улетает. Слышно, как за полосой тростника снялась утка и ушла, скрытая высокими стеблями. Пройдя, сколько позволили сапоги, пересекаю полосу зарослей и останавливаюсь на другой ее стороне. Передо мной небольшое как бы озеро с пятнами листьев кубышек на поверхности в разных местах. Постою здесь, понаблюдаю. Вожу глазами по сторонам.
Волшебная кисть осени уже коснулась тростников, окрасив их в приятные тона, мягко переходящие от зеленого к желтому с коричневым. Рыбаку и охотнику тростник хороший помощник. В его густых зарослях маскируешься, а при случае прячешься от сильного ветра. Тростник под ветром гнется, но не ломается, т.к. его листья способны проворачиваться на подветренную сторону стебля, как отпущенный парус. Тростники всегда служат пристанищем рыбе и диче, и какой-то удивительной тайны…
Вечереет. На дальнем краю озера появилось несколько лысух, и начали кормиться, ныряя. По кожистым листьям кубышек перебегает рядом маленький погоныш. Когда он приостанавливается, как бы задумавшись, лист начинает тонуть и малыш переступает на следующий.
Заря чистыми прозрачными красками рисует в небе след зашедшего солнца. Угасая, краски зари все время меняются, постепенно переходя от золотисто-голубого к сине-желтому. Вот уже остается только узкая желтовато-красная полоска у горизонта. Засветились первые, самые яркие, звезды: почти в зените — голубоватая Вега, а левее и ниже нее — Альтаир. С высоты неба донесся тонкий свист крыльев, и стороной пролетела утиная стайка. Пара чирков, кренясь с крыла на крыло, мчит, снижаясь, на плес и слышно, как там шумит вода при их посадке. Хрипло покрикивает летящая куда-то цапля, ей отзывается другая. Вдруг быстро нарастает шум крыльев и над головой темным комом проносится кряква. Мгновенно вскинув ружье, бью в угон, и утка камнем обрушивается в воду.
Потухла заря. Ночь опустила свое покрывало. Множество звезд заискрилось на темном бархате неба; крестообразное созвездие Лебедя засияло среди широкой полосы Млечного Пути. Берусь за весла. Лодка перышком заскользила по тихой воде к нашему острову, где приветливо светит в осенней ночи огонек костра, зажженный отцом.