В начале августа я, молодой специалист, первый раз взял отпуск, присоединив к нему пять своих отгулов за работу в совхозе. Мой праздник начался! Конечно же, мечтаю об охоте, но она откроется лишь через две недели. Поэтому начинаю отпуск с путешествия. Вдоль поймы речки Здвиж мы с отцом на велосипедах проехали по лесам за три дня около 150 км. В лесах лишь изредка было слышно воркование горлицы или хриплое токование вяхиря, иногда покрикивал дятел-желна, да пересвистывались молодые иволги. В первый день по пути у лесной речонки, притоке Здвижа, мы встретили двух сельских рыбаков, лет тридцати, с «топтухой». Расспросили их про дорогу и поинтересовались, как рыбалка? Они показали свой улов в мокрой торбочке: несколько щучек длиной с пядь, вьюны и золотые карасики до половины ладони, — в маленькой речке и рыбка мелкая. По пути нам попалось с десяток хороших белых грибков и один подосиновик. Потом на привалах мы сварили с этими грибками два отменных супа. Черника почти везде зимой вымерзла, и мы едва съели ее по горсти. Дважды удили карасиков и гольянов в лесных болотах.

Вернувшись в город, на свои отпускные я купил в спортмаге у Воздухофлотского моста двухместную брезентовую палатку (за 45 рублей). С палаткой мы поехали на р. Ирпень к селу Княжичи. Не сразу найдя место поровнее, поставили палатку у берега и занялись рыбалкой. На червя ловились пескарики, окуньки, а на белый хлеб — карасики в тихих местах. На живца (бычка) отцу попалась щучка, а у меня на кобылку сошел голавль с фунт. Стояли очень жаркие дни, воздух в тени нагревался за 30 градусов, и мы, купаясь, почти не вылезали из воды. Утром и вечером в соседних кустах давали короткую трель молодые соловьи. Над лугами, паря в нагретом воздухе, кричали канюки. По берегу кое-где росла ежевика, но спелой было еще мало. Так, прекрасно отдыхая, мы провели у чудесной речки несколько дней. Меня очень радовал наш зеленый матерчатый домик, подаривший нам и в последующие годы много незабываемых дней среди любимой природы…

В двадцатых числах августа прошла сильная гроза и всю ночь лило. После ливня стало прохладней, и 25-го, в пятницу, мы с отцом, наконец, поехали на охоту. С киевского Речного вокзала теплоход на подводных крыльях типа «ракета», следующий до г. Гомеля, отчалил в 13-00. Через 2,5 часа мы сходим на причал первой остановки Теремцы. По дороге на охотничью базу УООР проходим мимо длинного зарастающего озера. На нем плавало и кормилось несколько камышниц. В противоположный берег озера упирались сельские огороды с подсолнухами, картошкой и тыквами. В огородах кое-где трудились хозяйки. За огородами виднелись хаты из потемневшего тёса, крытые осокой или тростником; у многих хат стены были уже утеплены снопиками осоки. В садиках у хат по яблоням шныряли белобокие сороки.

Придя на охотбазу, узнаем, что на завтра намечено соревнование спиннингистов и все двухместные лодки забронированы. Пришлось нам выбирать из одноместных; взяли №104 и №113. Вторая подтекала немного, а вот №104 брать не стоило, но это выяснилось уже в пути. Сложив рюкзаки, ружья и спиннинги в лодки, мы уселись за весла, и — прощай берег. Гребем через «первую протоку» на плёсы к охотничьим островам.

Погода начинает портиться: задул северо-западный ветер, небо затягивают слоистые облака. Вскоре пошел дождик; к счастью, шел он недолго. На знакомое место мы прибыли за три часа до захода солнца. Здесь останавливаемся уже третий сезон. Сразу же сделали на костерке желанный чай, поужинали. Потом нарезали охапку рогоза и постелили на дно лодки (№104), в которой вынималась скамейка посредине; лодку вытащили на берег. Поверх камыша положили привезенную с собой солому. Ее и дрова мы собрали на берегу протоки, где еще недавно стоял палаточный лагерь. На соломе спалось, как на перине — мягко и тепло. Нашу новую брезентовую палатку, из-за ее веса (5 кг), мы не брали для облегчения вещей, намереваясь ночевать в лодке. Всю ночь не унимался ветер и с перерывами шел дождь, шурша по полиэтиленовой пленке, которой мы закрывались.

Суббота. Проснувшись, лежу, прислушиваясь. Тишина вокруг. Дождь, похоже, перестал. Как пройдет наш сегодняшний день? Что принесет утренняя зорька? Неизвестность волнует и подогревает страсть. На часах полпятого, скоро рассвет. Пора действовать, время не ждет! Встаем, складываем вещи. Небо очистилось, дождевые тучи ушли. Вокруг очень тихо, безветренно и сыро. Мы выплыли и стали на лодках с краю плёса в камышовой, точнее, рогозно-тростниковой, затопленной гряде. Изредка стали пролетать утки: одиночки, пары, небольшие стайки. Я сбил близко налетевшую крякву, стреляя под острым углом. Утка упала неподалеку на мелкое и, распластавшись на воде, устремилась к ближним зарослям. Третьим выстрелом останавливаю ее. Светает. Заря заиграла светом, указывая солнцу дорогу. На плёсах видны плавающие лысухи; и я то и дело с вожделением поглядываю туда. Вот стали гудеть моторки. Спугиваемые ими лысухи поднимались на крыло и тянули к зарослям. Несколько раз лысухи пролетали неподалеку; мы стреляли и сбили по одной. Когда солнце поднялось диска на четыре выше горизонта, всякий лёт прекратился. Батя собрал спиннинг и поплыл на плёсы рыбачить. Я же надеялся еще пострелять и переместился по травяной гряде к месту, где она прерывалась. Вылез из лодки, немного отошел и стал в длинных сапогах в камыше. Долго стоял. Пролетела стая крякв, потом шесть кроншнепов углом. Пока наблюдал кроншнепов, зеванул хорошо налетевшего крыжака. Потом вижу, вдоль гряды летит еще утка. Пропускаю ее и стреляю в угон; утка бухается в рогоз с краю…

Днем на острове мы сварили кулеш с колбасой; пообедали и прилегли на телогрейках, подстелив на осоку пленку от сырости. Солнце начало клониться к горизонту и около пяти часов вечера, отдохнув, мы поплыли стоять на наши утренние места. Изредка в стороне берега, примерно, в километре от нас, постреливали, а поблизости — лёта никакого. Стоим без выстрелов. Вот на меня близко налетел нырок-чомга. Не удержавшись, я выстрелил, а он взял да и упал. (Нырка, отдающего рыбой, есть можно, но при этом нужно забыть о всяком вкусе).

Заходит солнце. Большая стая ласточек-береговушек с тихим щебетом носится над водой и соседними камышами. Собираясь тут ночевать, птички усаживаются на тростины, сгибая их своим весом. Тихо гаснет заря в чудесных переливах красок. Стемнело. Мы возвращаемся к островку на старое место и снова обустраиваем ночлег в лодке.

В воскресенье встаем до рассвета. Вокруг тишина. В небе луна. Слабый ветерок пробегает по вершинкам зарослей, пошевеливая султанчики тростников. Прохладно, так что в телогрейках в самый раз. Поплыли и только стали в заросли по местам, как отец стрельнул выплывшую лысуху, потом сбил налетевшую. Я стрелял только раз по чирку. Совсем рассвело. На востоке, над дальним плёсом показался огненный край солнца, через пару минут его красный диск величаво всплыл над горизонтом, озаряя окрестные просторы. В небе появились над плесами чайки, а утки не летают. Мы решили собраться и плыть на базу, чтобы успеть на «ракету» в десять часов, т.к. позже уехать будет гораздо сложнее. Времени много и гребем не спеша, пересекая широкий плёс. Отец что-то заметил среди трав и, показывая рукой, говорит: «Посмотри, а не утка ли там лежит»? Подплываем, и точно, лежит крыжак, сбитый, наверно, вчера вечером. Одна дробинка прошла у него наискось через грудку к крылу.

Приплыв на базу, мы заняли очередь на причале восьмыми, надеясь вскоре уехать. Но не тут-то было! Ведь это были последние дни отпусков у большинства, и домой стремились многие. В 10 часов перегруженная «ракета» не остановилась. Вторая, в 11-35, остановилась и взяла… только семерых! А желающих уехать собралось уже больше полусотни. На причале мы встретили знакомого охотника, Юрия Ивановича. Он охотился с подъезда на черниговской стороне. Увидав у нас чомгу, улыбаясь, Юрий Иванович попросил сохранить для него ее шкурку. А отец, недолго думая, предложил ему чомгу за лысуху, которых у Ивановича было с дюжину, и взаимовыгодный обмен тут же состоялся.

Многие охотники, ожидавшие отъезда, были с дичью. У большинства на тороках я видел по 2-3-4 дичины (кряквы, чирки, лысухи). У самых удачливых в вязанках было по 2-3 кряквы, паре чирков и несколько лысок, или же по паре крякв, 1-2 красноголовых нырка и по 3-4 лысухи. Таких охотников было трое. Помимо крякв и чирков в связках я заметил еще широконоску, шилохвость и какую-то чернеть. До десятка одних лысух, кроме Юрия Ивановича, было еще у двух охотников. В ожидании отъезда, самые нетерпеливые занялись рыбалкой. Прямо с причала на удочки клевала плотва больше ладони, а одну вытащили с полкило (см 25 длиной). Спиннингисты, как мы узнали, на соревновании вчера поймали не густо, а самая крупная щука у них потянула 3,7 кг.

«Ракета» в 18-40 прошла мимо, и всем осталось надеяться лишь на пароход в 23-00. Ждем. Медленно тянется время. Я уже дважды, гуляя, прошелся соседним лугом. Опустилась ночь. Наконец, пришел пароход, и началась посадочная толчея у трапа, но пароход забрал всех собравшихся, человек 80. В каютах было душно и тесно, поэтому мы разместились на палубе и прекрасно проспали ночь, укрывшись своим брезентовым пологом. В понедельник, 28 августа, в 6 утра мы были на Речном вокзале в Киеве.

Дома отец узнал, как его земляк-товарищ, Георгий Матвеевич, отлично поохотился в прошедшие выходные. Он был со знакомым в специализированном охотхозяйстве «Березовая кладь» (Страхолесье). Выстрелив два патронташа, дядя Жора взял трех крыжней, двух чирков и пять лысух, а еще четырех сбитых уток в густых зарослях не смог достать. Рассказанное Георгием Матвеевичем меня очень разволновало, но у нас дома была еще дичь и охоту в ближайшие выходные мы пропустили.

Прошло две недели. За это время мы съездили за грибами в лес у с. Стоянки. Хороших грибов не было, нашли только немного сыроежек, зато часто попадались на глаза бледные поганки. Два раза я ездил еще рыбачить на Ирпень. На луговых кобылок поймал голавлика с фунт и нескольких поменьше. Во вторую поездку на пескаря брали окуньки, и вытащил две щучки. Оба раза дул северный ветер, было прохладно; летали бабочки белянки, и вспугнул коростеля у тропинки.

Завершая свой отпуск, 8 сентября, в пятницу, я с отцом снова поехал на охоту в те же места, куда мы ездили в прошлый раз. На охотничьей базе все лодки, которые мы знали как не текущие, были уже в угодьях. Выбираем №52 и плывем к припятьским створам. За прошедшее время вода сильно упала, примерно на полметра, и в устье «первой протоки» лодку нам пришлось проталкивать метров двадцать через песчаную мель. Не доезжая до места нашего обычного ночлега на знакомом острове, отец захотел половить спиннингом. Я стал подвозить батю на веслах туда, куда он указывал. За два с половиной часа на серебрёную «вертушку» отец поймал щучку с полкило, такого же окуня и двух окуньков с ладонь. Пока мы рыбачили, я наблюдал за окрестностями и видел только несколько лысух плававших у зарослей, а утка совершенно не летала.

Причалив к знакомому острову, развели костерок и из всей пойманной рыбки сварили уху в 3-х литровом котелке Михаила Алексеевича — охотника, ставшего на ночевку рядом с нами. Нашему общительному соседу было под пятьдесят. Загоревший, сухощавый, среднего роста, черноволосый; скуластое лицо с прямоугольным подбородком и длинноватым, нешироким носом. Карие глаза его смотрели с веселой искоркой из-под дуг густых черных бровей. Когда мы сели у котелка, Михаил Алексеевич достал свою заветную фляжку и мельхиоровую стопку. Наполнив стопку и обращаясь к отцу «уважаемый», протянул первым стопку бате как старшему. Отец выпил «за наше знакомство». Пришла моя очередь, я вежливо отказался. Михаил Алексеевич несколько оторопел и очень удивился. Потом налитую стопку выпил сам, оживился и принялся рассказывать: родился он в 1926 г.; ружье у него штучное, немецкое; охотиться начал с 13 лет, и т.д. — всего я уже не припомню, давненько это было.

Солнце красным кругом опустилось в дальние камыши. Пора было заняться ночлегом. Наш сосед, пожелав нам спокойной ночи, отправился к своей лодке. Мы с батей настелили среди лозовых кустов оставшейся тут с прошлого раза сухой соломы, сверху положили наш брезентовый полог (2х3 м), а на него телогрейки. Одев ватные брюки и свитера, мы улеглись, положив рюкзаки под головы, а ружья сбоку. Укрылись одеялом и половиной полога. Ветра не было — штиль полнейший. Лежу на спине. Перед глазами ярко сияют звезды из безграничности пространства-времени. Большая Медведица, Полярная Звезда, Кассиопея, Млечный Путь… Любуюсь созвездием прекрасных сестер Плеяд почти в зените и засыпаю под мелодичный свист крыльев пролетающих уток…

Суббота. Встали в 5-10. Едва розовеет восход, и там, у горизонта в светлеющем небе золотисто сияет красавица Венера. Пройдя с ружьем шагов сто к концу нашего острова, я стал на его изгибе. Со спины у меня был широкий припятьский плёс, а перед глазами — середина неглубокого зарастающего залива. Начался утиный лёт, но очень слабый. Пролетело лишь 5-6 уток по сторонам. Из прибрежного манника несколько раз выплывали болотные курочки-камышницы, но тут же боязливо прятались обратно. На заливе среди куртин зеленого ежеголовника иногда переплывали лысухи. Туда же опустилось несколько лысух, прилетавших с плёса.

Наконец, хорошо налетает на меня стайка чирков. Я выстрелил и сбил одного. Потом стрелял по пролетавшей лысухе, но смазал, зато отец снял ее, с первого выстрела. Завершив на этом утро, мы вернулись на остров, сделали костерок, приготовили чай, позавтракали. Потом поплыли рыбачить. Я греб на веслах, а отец ловил. До двух часов дня спиннингом он поймал четырех щук (1,7 кг, 0,8 и двух по 0,5 кг) и четырех окуней, наибольший с треть кило. День выдался безветренный и жаркий. Солнце шпарило по-летнему и мы раза четыре купались, ныряя с кормы и с нее же залезая в лодку. Чистая вода, сверкая как зеркало, была уже весьма освежающая…

Солнце начало клониться к закату. Залетали одиночные утки, наверное, потревоженные охотниками, заезжавшими на вечернюю зорьку. Невдалеке стали постреливать. Мы поплыли на большой плёс в сторону материкового берега. Там, посредине плёса причалили к низкому островку, поросшему осокой и небольшими куртинами камыша, с обнажившейся илистой отмелью. На дальнем конце островка стояло два охотника, выставивших на воду три утиных чучела. Вижу, как к ним снижается утка, но ее пропускают.

Солнце скрывается за горизонт. Стоим, а лёта никакого. Лишь где-то вдалеке изредка прозвучит пара выстрелов. Ожидаю нетерпеливо, водя глазами, иногда осторожно поворачивая голову. Куда попряталась утка, когда же хоть что-нибудь налетит? Блекнут и потухают яркие краски зари, отсвечивая в тихой воде. Лишь когда сгустились сумерки, в сторону берега начали пролетать одиночные утки. Мы выстрелили по несколько раз, пока еще хоть что-то было видно. Я дважды мазанул по чиркам, но одного чирка-трескунка все же сбил. Отец взял отменного крыжня, с желтым клювом, почти полностью вылинявшего, но еще без кудряшек в хвосте. Наши соседи стреляли раз пять; что взяли не видел.

В восемь часов совсем стемнело, и мы поплыли к «третьей протоке», намереваясь успеть на пароход в 23-00. Приближаемся к зарослям. Становится очень мелко, и дном лодки садимся на ил. Сунулись левее, и попали в какой-то залив. Видим, что на пароход не успеваем, и решаем заночевать здесь. Вытаскиваем лодку на берег, кладем в нее охапку нарезанного ножами манника, поверх стелим пленку и брезентовый полог — наш ночлег готов. Одев ватные брюки, свитеры и телогрейки, укладываемся. Напротив нас, на черниговской стороне ярко светит фонарь на мачте какого-то ночующего там катера. Вскоре засветился ряд круглых окошек, зашумели плицы колес и совсем рядом, за камышами проплыл пароход, чуть ли не на час раньше времени. Мы на него вряд ли бы успели, даже не сбившись с пути.

Воскресенье, 10 сентября. Я встал в пять, взял ружье и вышел к заливу на мыс; батяня остался досыпать. В светлеющем небе на водохранилище с верховий высоко пролетали стайки по 5-10 уток, и прошумело две больших стаи, десятка по два крякв. Стаек было немного, и их лёт прекратился еще до восхода солнца. Я выстрелил два раза, без результата. Довольно часто постреливали на черниговской стороне. После семи часов мы собрались и поплыли на базу. Чтобы попасть в протоку, нам пришлось делать объезд вдоль обмелевшей гряды, чуть не под самые припятьские створы.

У охотников на причале, которые не уехали вчера и ночевали на базе, лишь у некоторых я видел по 2-3 утки (крякв или чирков), большинство же были пустые. Мы узнали, что пароходом на выходные сюда приезжало до 200 рыбаков-охотников. «Ракета» должна была придти лишь в 14 часов. Ее ожидало уже человек сорок, и «напряг» всё возрастал, т.к. из угодий продолжали возвращаться охотники и рыбаки. Как же нам уехать? Этот вопрос не давал нам покоя. Стоявшие у базы десяток авто, поехали, заполненные «под завязку». Небольшой автобус ПАЗ с какой-то охотничье-рыболовной компанией тоже ушел перегруженным. Похоже, нам придется «кантоваться» тут до ночного парохода.

У берега, выше причала стоял красивый белый катер с рубкой и мачтой. Отец пошел на разведку. На катере был моторист-рулевой и шесть охотников. Среди них оказался знакомый отцу охотник Николай Федорович З., с которым батя давно не виделся. Николай Федорович тут же договорился со своими, чтобы взяли нас. Охотились они на Припяти, но не очень удачно, сумев сбить всего шесть дичин (лысухи, чирки и одна кряква). Вернувшись, отец весело сказал: «Собирайся, сейчас поедем»! Это было так неожиданно и очень меня обрадовало. Подхватив свои рюкзаки и ружья со спиннингами, мы быстро погрузились. На катере был уютный кубрик с кожаными диванами и столом из полированного дуба. В 10-20 катер (мощностью 150 л.с.) отчалил, а к 16-00 мы были уже в Киеве.

Проплывая по водохранилищу, с катера я видел большие стаи уток, дневавших на открытой воде. Дул встречный юго-восточный ветер, поднимая небольшую волну. В безоблачном небе сияло солнце, дали тонули в голубоватой дымке. В пути, с нашим приближением, раза три поднимались стайки красноголовых нырков и, отлетев, опускались поодаль.

Через плотину мы шлюзовались вместе с большим катером, выкрашенным защитной серой краской. На его мачте и перилах мой взгляд притягивали развешенные вязанки уток и две связки лысух. На катере ехало 16 военных охотников в бушлатах и ватниках. Они рассказали, что охотились на черниговской стороне, и каждый взял по 6-8 дичин, в основном, крякв.