По выходным дням отец с сыном на деревянной моторке плавали по водополью, встречая быстротечную весну на воде. Даже на дачу друзей в Верхних садах в иной год можно было приплыть тогда на лодке и причалить прямо в клубничник или к крыльцу домика на сваях. Полая вода несла все, что могло плавать, и на пути попадались бревна, доски, кусты лозняка, стволы деревьев. А один раз мы долго провожали глазами деревянный дачный домик, который медленно плыл на боку, погрузившись в воду по самые окна. От воды веяло холодной талой свежестью, ведь еще в марте она лежала снегом на берегах притоков и верховий Днепра.
Среди затопленных лозняков застревали обломки стеблей рогоза, озерного камыша-куги, тростника, коры и веток деревьев, принесенных вешними водами. По этим наносам важно расхаживали грачи и серые вороны, деловито сновали скворцы, трясогузки и разные кулички, выискивая поживу. Когда солнце озаряло водяное раздолье, все ликовало. На оперении грачей играли фиолетовые отблески, сине-зеленой радугой переливались перышки скворцов; пары крякв пролетали и плавали в беспредельной вышине весеннего неба, синева которого отражалась в воде.
Выступающие из воды островки манили чистым песочком и зеленью свежей травы. Мы причаливали к приглянувшемуся острову, бродили, оглядывая его берега, удили плотву и окуньков, кипятили чай. Дымок от костра из сухих веток краснотала-шелюги наполнял чай всеми запахами лугов и делал его вкус неповторимым, а котелок покрывался черным блестящим лаком. Медовый аромат веял от цветущих ив; полосатые мохнатые шмели обнимали своими цепкими лапками их желтые котики. Бабочки-павлиноглазки, распластав кардамоновые крылья с сиреневыми глазками, плавно парили в прозрачном воздухе, присаживаясь время от времени на теплую землю.
На подтопленных, еще не покрывшихся листьями кустах и деревьях темнеют гнезда сорок и ворон. Одно гнездо расположено совсем низко. В нем среди серо-зеленых крапленых вороньих яиц – три крупных, чуть зеленоватых утиных. Два из них ворона уже расклевала. Наверное, кряква, отчаявшись найти подходящее место, отважилась подселиться в чужую квартиру, но кому, скажите на милость, это понравится? Проплываем пойменную рощу. В стволе старого тополя дупло; рядом, призывно трепеща крылышками, распевает скворец. Когда вода спадет, гнездо будет на недосягаемой высоте, а сейчас оно – под рукой.
На тонкой ветке тополя, склоненной над водой, синичка-ремез плетет гнездо-корзиночку. Птичка одета в охристый жилет со светлой манишкой, на глазах – черные очки. Занятая своим делом, она не обращает на нас внимания, не смотрит в нашу сторону, даже когда лодку подводим под самое гнездо. Долго и с интересом наблюдаем за работой искусного плетельщика. Это самец, он приносит в клюве волокна хмеля – прекрасный материал для строительства птичьего жилья. Стебли этого растения кое-где вьются по кустам лоз и стволам деревьев; прошлогодние – красновато-коричневые, а более старые – белесые, с отстающими волокнами луба, размоченными дождями. Их-то и отдирает ремез. Принеся волокно, он, как челнок, оборачивается вокруг выбранной концевой развилки, не выпуская один конец волокна из клюва. Затем каркас гнезда "подбивается" пухом тополя, ивы или тростника. Клейкие тополиные листики только что вышли из почек, они собраны в пучки и не мешают плетению. Когда будущее гнездо примет вид овальной сумочки, хозяин приглашает в дом невесту. Если избраннице понравится жилище, она принимает "предложение", но тоже не сидит без дела: надо нарастить и уплотнить стенки и, оставив только один вход, соткать вокруг него коридорчик-трубочку.
Через две недели, когда желтые котики цветков краснотала превратились в зеленые, похожие на ежиков семена, ремезы закончили строительство. На конце гибкой ветки, недоступный воронам-обидчицам, качался сероватый мешочек с носиком-входом – точь-в-точь овчинная рукавичка.
О тех, уже далеких светлых днях и встречах напоминают мне черно-белые фотографии. Отец делал снимки простеньким, только появившимся тогда в продаже фотоаппаратом "Смена".
Открываю альбом. Вот наша лодка среди безбрежного половодья, подтопленный молодой сад, могучие тополя по пояс в тугих водяных струях; а вот ремез – мастерит свое гнездо-рукавичку над вешней водою родного Днепра.