Водолаз замолчал. Откуда-то сверху, из-под едва мерцающих звезд донесся хриплый крик цапли.
Моторист постарше снова хмыкнул, а молодой с челкой сказал:
– Интересно, кто же эти игрушки сделал? Костер догорел, и в темноте не было видно, как водолаз улыбнулся. Только вспыхнул и погас в его трубке малиновый огонек.
– А никто. Их в океане целые флотилии плавают. Живые эти кораблики и, мне сдается, большие лентяи. Взять вот рыбу или кита обыкновенного. Гребут, кто хвостом, кто плавниками, изо всех сил стараются. А корабликам что! Сам кораблик – будто раскинутый по воде зонтик, парус – тонкая треугольная пластинка, киль – щупальцы, как у любой медузы. Штурман наш мне говорил, что называется этот живой парусник «Велелла» и даже при слабом ветре проходит за сутки километров десять. Щупальцы у него вроде трала, без дела никогда не бывают. То рыбешка мелкая попадется, то еще какая-нибудь живность. И главное, вооружение парусное хитро устроено. С прямым гарусом пассат живо бы его из теплых вод выдул, а при косом гроте* плывет себе по кругу и холодно ему никогда не бывает и еды вдоволь...
На катер вернулись речники ночью. Молодой моторист долго ворочался на узкой койке. Все мерещились ему белые, голубые, розовые медузы с прозрачными парусами. Утром решил: как только навигация закроется – подаваться к морю. Мотористы там тоже нужны. А загадок и удивительного в море на всех хватит.
Однако увидеть экзотических обитателей Денису Вечорке, так звали молодого моториста удалось нескоро. Для этого ему пришлось окончить высшее мореходное училище и курсы по подготовке океанологов.
И вот семь лет спустя океанолог Денис Вечорка прибыл на стажировку в нью-йоркскую фирму «Грумман», занимающуюся созданием глубоководной техники. В то время фирма как раз завершала работы над мезоскафом «Бен Франклин» – исследовательской подводной лодкой.
Удивительное судно было названо «Бен Франклин» неслучайно.
В середине семнадцатого столетия в Америке главным почтмейстером был Бенджамин Франклин. Его дед, Джон Франклин во время правления английской королевы Елизаветы служил при дворе в должности Королевского откупоривателя бутылок. Он единственный имел право распечатывать «бутылочную почту».
Известно, что в те давние времена не было регулярного сообщения между материками и люди вверяли свои письма, донесения, сообщения о кораблекрушениях бутылкам. Многие месяцы и даже годы носило эти бутылки по океанам и морям, пока не прибивало к суше, где их могли подобрать прибрежные жители.
Такие бутылки содержали иногда и секретные донесения и именно поэтому по королевскому указу нашедшему бутылку под страхом смертной казни запрещено было открывать ее. Делать это мог только Королевский откупориватель.
Позднее «бутылочную почту» стали использовать для изучения морских течений.
Внук Королевского откупоривателя Бенджамин Франклин, будучи, как уже говорилось, главным почтмейстером, обратил внимание на то, что почтовые пакетботы, направляющиеся из Америки в Европу кратчайшим путем на восток, приходят в конечный пункт позднее тех, которые движутся вначале на север вдоль побережья Америки и только лишь примерно через тысячу миль поворачивают к берегам Старого Света.
Основываясь на сообщениях капитанов пакетботов, Франклин нанес на карту течение Гольфстрим, после чего почтовым судам с целью экономии времени, предписывалось держаться этого течения.
Именно для исследования Гольфстрима и предназначалась гигантская «бутылка» – мезоскаф «Бен Франклин».
Денис увидел мезоскаф на стапеле, когда шли последние приготовления к спуску на воду. То была небольшая пятнадцатиметровая подводная лодка с корпусом, выполненным из высокопробной судостроительной стали толщиной тридцать миллиметров. Мезоскаф имел четыре гребных винта, приводимых в действие электромоторами и предназначенных только лишь для маневрирования, в случае если мезоскаф вдруг случайно окажется за пределами течения. Для наблюдений, кино и фотосъемки в корпусе лодки было сделано двадцать девять иллюминаторов и смонтирована система наружного освещения, состоящая из двадцати прожекторов. В носу мезоскафа была установлена фотокамера для съемки дна, а на корме, для съемки биологических объектов, имелась специальная телекамера. Не забыли создатели мезоскафа и о гидроакустической аппаратуре, позволяющей проводить топографическую съемку дна и записывать звуки, издаваемые различными морскими обитателями, так называемые биоакустические шумы.
Конечно, Денис очень хотел попасть в состав экипажа, однако пять исследователей и капитан были уже назначены и длительное время готовились к небывалому путешествию в глубинах Гольфстрима.
Но Денису все-таки повезло. Неожиданно оказалось свободным место второго механика на сопровождающем мезоскаф судне «Прайватир». Переоборудованный из морского охотника «Прайватир» имел два мощных дизеля, обеспечивающих ему скорость в двадцать восемь узлов, удобные каюты и комплект оборудования для надежной радиотелефонной связи с мезоскафом.
Безоблачным июльским утром Денис Вечорка в качестве второго механика отбыл на «Прайватире» из американского порта Палм-Бич.
Ведя на буксире едва видневшийся над поверхностью меэоскаф, «Прайватир» держал строго на юго-восток к тому месту, откуда, как считается, берет свое начало самое мощное океаническое течение.
По достижении заданной точки ровно в 20 часов 30 минут буксирный конец был отдан, и «Бен Франклин» стал медленно погружаться в прозрачные воды Гольфстрима.
Свободный в это время от вахты мистер Вэчиорк, как называли Дениса моряки «Прайватира», находился в ходовой рубке. Сюда поступала информация от исчезнувшего под водой мезоскафа.
Стало известно, что на глубине шестисот метров «Бен Франклин» лег на дно среди кораллов и что проводится проверка работы всех систем и приборов. Океанограф Фрэнк Басби провел измерение скорости придонного течения, и на борт «Привайтира» поступили первые цифровые данные непосредственно из Гольфстрима. Измеренная скорость не превышала одного километра в час.
С первого же дня путешествия Денис сдружился с молодым радистом Стоуном и узнавал от него обо всех происшествиях, случающихся на дрейфующем в Гольфстриме мезоскафе.
Так, Денис узнал от Стоуна о гигантской девятиметровой медузе, которую обнаружили акванавты на двухсотметровой глубине и про напавшую на мезоскаф меч-рыбу, вооруженную крепким костяным тараном, который, конечно же, оказался бессильным перед оболочкой из высокопробной стали.
Дрейф мезоскафа в Гольфстриме первые четверо суток проходил на глубине двести метров. Акванавты регулярно измеряли температуру за бортом, фотографировали дно, с помощью гидроакустических приборов измеряли скорость распространения звука в морской воде.
Судя по сообщениям, поступающим на борт сопровождающего судна, животный мир в этой части Гольфстрима не отличался многообразием. Через иллюминаторы мезоскафа можно было видеть лишь креветок, медуз и небольших рыбок – светящихся анчоусов, называемых моряками фонарь-рыбами.
На пятый день плавания на рассвете Дениса разбудил радист Стоун:
– Вставайте, мистер Вэчиорк, вставайте! «Бен Франклин» сейчас будет всплывать.
Денис, натягивая на ходу робу, выскочил на палубу. «Прайватир» с застопоренными машинами раскачивался на пологой океанской зыби.
– Что случилось? Авария? – спросил Денис, вбегая в ходовую рубку.
– Нет, – спокойно ответил помощник капитана, – просто подводный водоворот, а они иногда встречаются на пути Гольфстрима, слишком отклонил мазоскаф от намеченного маршрута. Запасы же электроэнергии у подводников ограничены, и поэтому без нашей помощи «Бен Франклин» не сможет вернуться в поток Гольфстрима. Нам придется его туда отбуксировать.
Когда именно мезоскаф появился на поверхности, Денис не видел. Он заметил его то исчезающую то появляющуюся из-под воды носовую рубку, когда «Бен Франклин» был уже в метрах двухстах от «Прайватира». И, о чудо, на прозрачном полусферическом люке этой рубки пристроился большой красновато-коричневый спрут. Видно ему понравилось плыть на мезоскафе, хватая встречающуюся по пути живность. Заметив отошедшую от «Прайватира» шлюпку, спрут соскользнул в воду и, выпустив из своего чернильного мешка струю темно-фиолетовой жидкости, исчез в глубине.
Матросы прикрепили буксирный трос к стальному кольцу, приваренному в носовой части мезоскафа и вернулись на «Прайватир».
Денис спустился в машинное отделение. Из ходовой рубки передали команду: «Средний вперед».
Примерно через четыре часа мезоскаф снова ушел в глубину в самой середине Гольфстрима – этой удивительной реки, свободно текущей через Атлантический океан.
Однажды в безветренный ясный полдень Денис, проходя в свою каюту, услышал, как боцман, показывая рукой за борт, крикнул матросам:
– Смотрите, парусники!
Денис вместе со всеми свесился через поручни, надеясь наконец-то познакомиться с парусником-веллеллой. Но вместо живой парусной лодочки над заштилевшей поверхностью виднелись выставленные из-под воды ярко-синие плавники больших серебристых рыб.
– Если повезет, увидим, как они охотятся, – сказал боцман. И как бы в подтверждение его слов десятка полтора парусников образовали почти правильный круг и погрузились на небольшую глубину. Вдруг в середине этого круга, будто за оградой из высоких плавников, очутилась стайка сардин. И вот снизу устремились к ним похожие на торпеды парусники с прижатыми к спине плавниками. Расправа длилась всего несколько минут.
– Сейчас, – продолжал боцман, – парусники поменяются местами. Те, которые держали добычу в кольце, уйдут на глубину. Теперь их очередь обедать.
Однако досмотреть охоту не удалось. Неожиданно налетел шквал. Волна хлестнула через борт, обдав зрителей соленой пеной. «Прайватир», попыхивая сизым дымом из широкой трубы, двинулся наперерез валам.
После этого случая радист Стоун, поняв, что Дениса интересуют обитатели океана, познакомил его с судовым врачом и морским биологом мистером Брэданом.
Теперь почти все свое свободное время Денис проводил в каюте Брэдана, более похожей на лабораторию, чем на жилое помещение. Здесь стояли лотки с образцами пойманных рыб, банки с пробами океанской воды, бинокулярный микроскоп. На полках, на столе и даже под койкой лежали стопки книг и журналов.
Между тем мезоскаф «Бен Франклин» продолжал свой беспримерный дрейф. Увлекаемый океанским течением он медленно продвигался вдоль западной границы Саргассового моря. Сопровождающее мезоскаф судно «Прайватир» строго придерживалось направления дрейфа.
Саргассовое море переводится с испанского как море водорослей. Так назвали его средневековые испанские мореходы, когда их взору представилась удивительная картина – огромный темно-зеленый луг посреди океана.
Так вот по краю такого луга и следовал «Прайватир», ни на минуту не прерывая радиотелефонной связи с мезоскафом.
Подводное плавание продолжалось без особых происшествий.
Единственное, на что жаловались акванавты, так это на снижение температуры в отсеках. Оказалось, что в глубине Гольфстрима вода не прогревается выше 14°С. И хотя на борту мезоскафа имелись электрообогреватели, экипаж старался не пользоваться ими с целью экономии электроэнергии.
Для пополнения коллекции мистера Брэдана, а заодно и запасов провианта на камбузе с кормы «Прайватира» спустили небольшой, растянутый на четырехметровой раме трал. Через часа три трал подняли на борт, вытряхнули улов на палубу и перед столпившимися моряками оказался настоящий живой ковер из разноцветных рыб. Были тут серебристые сельди, темно-коричневые с желтыми плавниками горбыли, золотистые с ярко-красными пестринами губаны.
Но больше всего Дениса удивил никогда ранее им невиданный сельдяной король. То была метровая, сжатая с боков белоснежная рыба со сплошным спинным плавником оранжевого цвета. На голове плавник переходил в веер, похожий на золотистую корону. Рыба эта обычно сопровождает косяки сельди, и поэтому в давние времена рыбаки называли ее сельдяной король. Однако сейчас уже точно установлено, что у короля интерес к сельди чисто гастрономический.
Кроме рыб, трал доставил на палубу и водоросли саргассы – желто-зеленые кусты с длинными листьями, изрезанными мелкими зубцами. Среди этих водорослей Брэдан разыскал несколько интересных рыбок: морских коньков-тряпичников и морских мышей.
Конек-тряпичник, в отличие от обыкновенного морского конька, имел по бокам лентообразные буровато-зеленые кожные выросты, благодаря которым его почти невозможно заметить среди саргассов. Интересен у этого конька и способ питания. Его трубчатое рыльце подобно пипетке засасывает вместе с водой планктонных рачков в тот самый момент, когда он резко раздувает щеки.
Морская мышь – бурая с зеленоватыми пятнами приплюснутая рыбка. Лучи ее плавников с пальцеподобными отростками позволяют ей лазить по ветвям саргассов подобно крошечной обезьянке.
Здесь же в Саргассовом море Денис наконец-то увидел и парусника-велеллу. Несколько этих удивительных животных попалось в планктонную сеть доктора Брэдана.
Подводный дрейф мезоскафа близился к завершению. Однако точной даты, когда именно «Бен Франклин» всплывет, на «Прайватире» никто не знал. Известно было лишь, что произойдет это в виду острова Сэйбл, имеющего еще одно мрачное название «Остров погибших кораблей».
Однажды, разбирая очередную добычу, доставленную на палубу «Прайватира» тралом, судовой доктор задал Денису интересную загадку:
– Скажите, мистер Вэчиорк, можете ли вы, глядя на сегодняшний улов, определить, скоро ли всплывет наш мезоскаф?
В ответ Денис только неопределенно развел руками.
– А я могу, – продолжал доктор. – Маяк острова Сэйбл откроется сегодня ночью. Или, в крайнем случае, на рассвете. Следовательно, «Бен Франклин» всплывет завтра утром.
– Понимаю! – вдруг догадался Денис. – Очевидно, в улове есть какая-то рыбешка, которая водится только в водах, омывающих этот остров.
– Правильно, – улыбнулся Брэдан, – и называется она у английских моряков рыба кораблекрушений. Вот она перед вами.
И Брэдан указал на полуметровую темно-коричневую, почти черную рыбу с колючим спинным плавником.
Оказывается, эта рыба, называемая по-научному лирус, питается исключительно усоногими рачками, которые в больших количествах заселяют плавающие корабельные обломки. А ведь возле этого злосчастного острова погибло более пятисот кораблей. Так что лирусам есть чем поживиться.
Слова мистера Брэдана подтвердились. На рассвете с «Прайватира» увидели белую башню маяка, установленного на песчаной косе в восточной части острова. Капитан приказал остановить машины и отдать оба якоря.
А утром мезоскаф «Бен Франклин» всплыл на поверхность, благополучно завершив тридцатисуточное путешествие в глубинах Гольфстрима.