Сколько себя помню – всегда любил оружие, и людей с оружием: солдат – далеких, воображаемых, а потом и охотников, видимых и осязаемых. Первые детские воспоминания – я верхом на качающемся игрушечном коне. За спиной винтовка, а в правой руке деревянная сабля, искусно сделанная руками отца. Конь качается под звуки старинной казачьей песни, исполняемой отцом, а я в боевом задоре размахиваю саблей.
Потом была школа со всякими детскими стреляющими и бахающими самодельными игрушками – типа самопал и тому подобное. Помню затрещины учителей, особенно директора школы, за подобные занятия. Помню истошные крики соседа моего приятеля, после того как мы застрелили из самодельного самопала его кота Ваську, нагло таскавшего голубей из голубятни моего товарища. Все помню. Помню солнечный весенний день, когда я пришел к сельскому клубу с вновь изготовленным и стилизованным под настоящий пистолет самопалом. И только теперь могу сказать – к сожалению, а может и к счастью, с деревянной пистолетной рамкой выпиленной из еловой доски, да еще вдоль древесных волокон. Для убедительной демонстрации своего изделия среди сельской детворы я соскреб в его ствол серу с целой пачки спичек. Забил ее пыжами из бумаги, а сверху положил шарик от разбитого подшипника. Потом засунул спичку за проволоку, крепящую ствол самопала к деревянной рамке, выставил головку спички напротив затравочного отверстия, поднял все это хозяйство вверх и резко протянул коробком по головке спички. Раздался оглушительней взрыв. Поскольку я смотрел вверх, то заметил в воздухе какой-то предмет и громко закричал: "Смотрите, смотрите, как шарик полетел". Потом глянул на свою руку и увидел, что ни ствола, ни цевья к которому он крепился, нет. В руках осталась только рукоятка, оторванная от цевья вдоль древесных волокон.
Затем была армия, где командир роты никак не мог понять, почему я при всех необходимых данных (прекрасный почерк, бухгалтерский техникум с отличием) никак не хотел служить писарем в штабе полка или в его роте, поменяв все это на тяжелую, полную лишений службу командира отделения строевого подразделения внутренних войск. Не могли этого понять и большинство моих сослуживцев. Но зато на армейской службе я был все время связан с оружием, стрельбищами и полигонами.
А потом, после окончания радиотехнического факультета Львовского политехнического института и вступления в Общество военных охотников и рыболовов, я купил свое первое ружье. Это было курковое ТОЗ-54, в отличном состоянии, но бившее правым стволом (пулей) несколько влево. Это обстоятельство очень угнетало меня, и, в конце концов, я его продал и приобрел дефицитное в то время (1980 г.) ИЖ-27Е, штучного изготовления. Тогда я уже жил и работал в Карпатах, куда был распределен, после окончания института.
С приобретением такого замечательного ружья радости моей не было предела. Дичи в то время в наших краях водилось много, и я наслаждался охотой. В то же время, участвуя в облавных охотах, мне приходилось сталкиваться вот с какими случаями. Выдвигаясь на номера, бригада подходит к лесной вырубке и замечает на ней стадо пасущихся или наблюдающих за нами оленей. Расстояние – 150-200 метров. Животные спокойно пасутся или смотрят на нас, мы на них. И так стоим неподвижно, разглядывая друг друга. Стрелять-то нечем (нарезного оружия у нас в то время не было).
Прошло время, и в начале 90-х годов одним из первых в нашей округе я приобрел карабин КО-44, а через совсем непродолжительное время мне удалось приобрести и СВТ. Я принял решение оставить СВТ, а карабин продать. Покупатели не заставили себя ждать. Цену давали хорошую, и я позволил одному из них произвести пристрелку. Результаты пристрелки оказались неудовлетворительные. Диаметр рассеивания пуль на расстоянии в 100 метров составлял более 50 см. Я расстроился и стал рассматривать карабин – все в отличном состоянии, ложа сверкает лаком, метал воронением, нарезы в отличном состоянии. И вдруг, внимательно всматриваясь в срез канала ствола, я обнаружил, что одно из 4-х полей нарезов изношено значительно больше, чем остальные. Тогда я взял лупу, и подозрение подтвердилось. Я понял, что бывшие пользователи этого карабина, будь-то молодой деревенский парень, призванный в армию не по собственной воле, то ли пожилой дядька из армейского обоза, не очень-то заботились о вверенном им оружии. И производя его чистку, одним и тем же многократно повторяемым приемом, через дульный срез совсем стерли шомполом ближайшее к нему поле. Вот и причина разброса. Очередному покупателю я объяснил предполагаемую причину разброса и посоветовал выход из сложившейся ситуации: снять поля на дульном срезе карабина на глубину 4-5 мм. Но после пристрелки он все равно отказался от покупки. Повторилось это и с другими потенциальными покупателями.
Тогда все, что было надо, я сделал сам, и со своим другом, лесником, Марковичем Дмитрием осуществил пристрелку карабина. Результаты оказались потрясающими. На расстоянии в 100 м пули не выходили из круга 6 см. Стрельба велась с упора, без станка. Вскоре после этого работники разрешительной системы начали собирать у нас, владельцев нарезного оружия, по три стреляные гильзы для организации гильзотеки. Отстрел патронов для сбора гильз я производил на глазах одного из бывших покупателей. И когда он увидел как я, стреляя с колена, на расстоянии 100 м уложил три пули практически одна в одну, он взмолился: "Продай!".
Но я уже давно передумал. Более того, я стал постепенно совершенствовать карабин. Подточил мушку, сделав ее тоньше, и тем самым увеличил просветы между мушкой и боковыми стенками прорези прицельной планки, вследствие чего целиться стало намного удобнее, особенно в пасмурную погоду.
Я был доволен боевыми качествами своего оружия, но меня явно не устраивал его внешний вид. На фоне "Чешской збройовки" и российского ИЖ-94 – оружия, с которым охотились мои друзья – карабин явно проигрывал, и приятели не упускали случая, отпускать по поводу моей, как они говорили, "сделанной топором пушки", не очень приятные шутки. Частично это обстоятельство, а частично мечта иметь хорошее оружие с дизайном, не отличающимся от дизайна оружия ведущих зарубежных производителей, заставили меня вновь взяться за дело.
Я решил переделать свой карабин. Он должен был стать надежным, красивым оружием, обязательно с оптикой и с отличными боевыми качествами. Кроме того, хотелось, чтобы карабин был абсолютно эксклюзивной вещью, то есть такой, которой нет ни у кого. Карабин должен был быть прикладист, хорошо сбалансирован и максимально удобен для стрельбы. Важно было также уложиться и в умеренные (по сравнению с зарубежными) стоимостные показатели. И вот началась работа с целью осуществления такого решения.
Что из этого получилось можно увидеть на снимках. Здесь видны некоторые этапы доводки карабина до требуемой кондиции. Отсутствуют антабки, не хромирован кронштейн для оптического прицела, а вследствие "выравнивания" полей нарезов исчезло воронение вблизи дульного среза. Но в целом получилось неплохо. Главного конечно на снимках не видно. Главное можно только почувствовать, когда берешь карабин в руки. Он очень прикладистый и удобный для стрельбы. Ложа – ореховая, выполненная мастером народного творчества, удостоенного гран-при в номинации
"Декоративно-прикладное искусство. Художественные изделия из дерева" на XII международном фестивале гуцульского искусства, моим другом и охотником Павловичем Ю.Ю. Насечка на пистолетной рукоятке и цевье выполнена в виде узких полосок кожи, прикрепленных к дереву декоративными гвоздями. Такая насечка сама "липнет" к ладоням. Рукоятка затвора карабина изогнута под углом 90 градусов и оканчивается фигурой, выполненной в виде желудя. Оптика оптимальная по габаритам и удобная при эксплуатации. Торец пистолетной рукоятки покрыт пластиной, выпиленной из оленьего рога.
В заключение хотелось бы рассказать, как я пристреливал реконструированный карабин в присутствии своих друзей-охотников. И вот когда пристрелка была закончена и качество боя карабина ни у кого не вызывало сомнений, я вынул из кармана пачку патронов и предложил друзьям произвести из карабина и из их ружей еще по одной "трехпатронной" тренировочной серии. Патроны отливали сверкающей медью и приятно ласкали взор. Но мои друзья. сначала растерялись, а потом стали возмущаться. Глядя на посеребренные носики пуль, они наперебой закричали, что это патроны военного образца, с пулями со стальными сердечниками, что они категорически запрещены для стрельбы из охотничьего оружия поскольку вызывают ускоренный износ каналов стволов ружей. Я объяснил им, что эти патроны я купил несколько лет назад в охотничьем магазине. Патроны отличного качества, но предназначены только для отличного оружия, и не подходят к тому оружию, которое таковым, по своему качеству, не является.
Друзья поняли намек и стали смущенно оправдываться. А я, улыбаясь, отстрелял еще девять патронов (за себя и за них), и удовлетворенный результатом уложил карабин в чехол.