По железной дороге, которая соединяет между собой два завода, неспеша ехал тепловоз. Впереди на тепловозе стоял стрелок.
"Вот, значит, чьи выстрелы я недавно слышал," — подумал я, — " неплохо мужик устроился — совмещает приятное с полезным! Вроде бы на роботе и, в тоже время, на охоте!"
Один знакомый машинист как-то рассказывал мне, что вдоль железнодорожных путей часто встречаются зайцы, фазаны. Только ружье через проходную не пронесешь. А этот стрелок, видать договорился как-то. Теперь браконьерит. Так сказать без отрыва от производства.
Стрелок вдруг развернулся корпусом вправо и выстрелил во что-то, невидимое мне из-за насыпи. Секунду спустя раздался еще один выстрел. Мои псы рванули в ту сторону.
"По зайцу, наверное, стрелял" — подумал я и поспешил за собаками. Если стрелок не промахнулся, то собаки доберут дичь, принесут мне, а она ведь чужая, отдать надо человеку. Он, конечно, браконьер, но кто в нашей стране блюдет все законы? Это просто невозможно. Однако есть еще законы и правила неписаные, которых придерживаются гораздо больше людей.
Позади меня послышался шорох. Я обернулся, вскидывая ружье, но вместо зайца увидел небольшую собаку черной масти. Псина прижималась брюхом к земле, стараясь спрятаться в невысоких травах, и со страхом и мольбой в ореховых глазах смотрела на меня. Я опустил ружье и оглянулся на тепловоз — не смотрит ли стрелок в эту сторону, но тот уже зашел в кабину и тепловоз покатил к заводу.
— Беги, — сказал я перепуганному животному, — мы своих не сдаем.
Поджав хвост и часто озираясь, собака побежала к ближайшей посадке, чтобы там спрятаться. Я повесил ружье на плечо и пошел к "железке". За ней были поля, на которых стоило попытать охотничьего счастья по зайцу и куропатке.
Сразу за насыпью лежала пахота. Я всегда обходил ее по краю — не очень-то хотелось ломать ноги в глубокой борозде. Но в тот раз заметил узкую, примерно в полметра, полоску невспаханной озими, тянущуюся поперек всего поля. Местами зеленые ростки были погрызены зайцем. И я решил пройти по этой пахоте.
Примерно четверть пути шагалось довольно легко. Пройдя треть, я расстегнул куртку. Ближе к середине поля меня все больше интересовало, за каким чертом нужно было переться по этому танкодрому? И в тот самый момент, когда я остановился, тяжело вздохнув, распрямил затекшую спину и повесил ружье на плечо, слева поднялся с лежки заяц.
Он поднялся очень удобно для меня, метрах в двадцати. Ему бы в борозде остаться, по ней родимой рвануть, я бы и не заметил, может! Но заяц пошел поперек, назад, по ходу моего движения. Хороший матерый зайчище, способный чуть ли не с места набрать среднестатистическую скорость восемь метров в секунду, указываемую в справочниках по охоте. И набрал бы, если бы по ровному шел, но не теперь.
Теперь косой тяжело скакал поперек глубокой пахоты, по которой и собакам-то было затруднительно бежать. Зато я имел возможность сделать плавную поводку, взять необходимое упреждение, сделать все по науке. Хлопнул выстрел и заяц зарылся мордой в подтаявшую на солнце землю. Через несколько секунд подоспели Атос и Спартак — хрустнул заячий хребет под напором собачьих клыков. Вскоре я продолжил свой путь с приятной тяжестью трофея в рюкзаке. Исходившее от остывающей добычи тепло словно подпитывало меня энергией и остававшаяся сотня метров вспаханного поля была пройдена бодро и легко, как по ровному.
Часы показывали еще только десять утра и домой возвращаться не хотелось. Хоть и лежал в рюкзаке крупный, сменивший рыжевато-бурую шерсть на крепкий черно-белый зимний мех заяц, не было еще в душе того удовлетворения, которое получает настоящий охотник от самого процесса охоты. От этого древнего способа общения с природой. Поэтому я решил побродить еще, найти хорошее место для отдыха, выпить там чаю, чтобы термос полный не таскать на спине, а уже потом можно будет и домой возвращаться.
Наши люди устраивают огороды везде, где только можно. Случалось мне видеть, как выращивают картошку вдоль объездной дороги. Прямо в паре метров от обочины. А ведь за день мимо этого огорода проезжают сотни машин. Хорошая картошечка вырастает у этих "мичуринцев", щедро сдобренная тяжелыми металлами. И нет в нашем городе и его окрестностях такого завода, вокруг которого не возделывалась бы земля. Вот к таким огородикам я сейчас и направлялся. Был шанс найти там куропаток. До самого завода далеко, людей на огородах давно уже нет, можно спокойно идти. Однако куропаток там не оказалось. Вместо них я повстречал беспородную суку непонятной серо-рыжей масти. Рядом с ней были четверо щенков. Такие крепенькие бутузы месяцев двух от роду. Они весело играли друг с другом, серыми колобочками перекатываясь на своих коротеньких пухлых лапках. Вчера. Они играли вчера, а сегодня они лежали или вернее валялись рядом со своей мамкой, у которой на морде навечно застыл предсмертный оскал. А щенки, наоборот, словно поспать улеглись, устав от своих игр. Вот только лапки зачем-то себе посвязывали толстой проволокой.
Перед моими глазами тут же встал образ веселого рабочего или даже не рабочего, а сторожа какого-нибудь заводского, которой весело улыбаясь скручивает собакам лапы проволокой и убивает их палкой. Или сначала убивает, а потом скручивает. Какая разница? При этом он до нельзя горд собой и доволен, что выполнил приказ начальства — избавился от бродячих животных на вверенной ему территории. Очень хотелось мне заглянуть в глаза этому уроду, но делать этого мне нельзя, ни в коем случае, потому что не удержал бы себя, переступил бы черту.
Откуда в людях берется такая жестокость? Хуже всего то, что собачки эти, скорее всего, были прикормлены теми же сторожами и жили на проходной, встречая каждого рабочего, как родного. Неужели нужно ТАК бороться с бродячими животными? Поневоле я начинал испытывать нечто вреде уважения к стрелку на тепловозе. Он убивал собак, но делал это без лишней жестокости и не кормил их перед этим с ладошки. В конце концов "грязную работу" тоже нужно кому-то делать. Но делать ее можно по-разному. Один будет отстреливать бродячих собак, разрывая при этом на части свою душу, а другой испытает наслаждение.
В таких невеселых размышлениях я возвращался домой.
В последующие дни мне как нарочно на глаза попадались бродячие собаки разных мастей и размеров — обитатели подворотен, рынков, автостоянок, гаражных кооперативов. Они тянулись к человеку, доверяя ему, ища у него поддержки и защиты, платя за это безграничной верностью. Такая верность воспевается поэтами и писателями в песнях, стихах и романах. Верность своему слову, своему делу, присяге. Вот только среди людей такие качества встречаются весьма и весьма редко. Нам есть чему поучиться у собак. Мы приручили их, поставили себе на службу и сделали их зависимыми от нас, но это еще и делает нас ответственными за них.
К сожалению, большинство людей это не осознают, предпочитая избавиться от своих четвероногих спутников при малейших трудностях.
Когда мы покупали дом, его владельцы предложили нам в довесок своего овчара. Они выезжали из страны и не могли взять пса с собой. Мы предупредили их, что не можем оставить эту собаку, потому что у нас уже были Атос и Спартак да еще и щенка алабая специально для дома намеривались купить. Понятное дело, что овчар не примет конкурентов на свою территорию, а наши псы справедливо будут считать чужим его. В таких условиях жестоких собачьих драк не избежать. Хозяева овчара пообещали отдать его своим родственникам, но на самом деле в день отъезда просто вывезли его на машине в какую-то посадку и отпустили на свободу. Пес вернулся во двор, где он прожил без малого десять лет. Нам ничего не оставалось делать, как принять. Как и предполагалось, драки не заставили себя ждать. С каждым днем эти бои становили все более ожесточенными. И вот однажды псы сцепили насмерть. Растащили их с большим трудом. Овчар получил несколько серьезных рваных ран. Оставить его еще на один день означало подписать ему смертный приговор. Но ему повезло — соседи, предложили забрать беднягу на другой край поселка.
Можно долго рассуждать, о сложности житейских ситуаций, но я считаю, что хозяева просто предали своего пса. Уж лучше бы они его усыпили.
Той же зимой довелось мне снова поохотиться в этих же угодьях. Снегу и было по колено, а начавшийся с утра небольшой снежок к обеду валил крупными хлопьями. К тому же температура воздуха, которая еще вечером была минус десять, явно поднялась выше нуля. Охота не заладилась. Собаки ужасно устали и просто ложились на снег, не желая идти дальше. Я уж и хлебом их манил и уговаривал, а они — ни в какую! Но домой-то надо возвращаться. Пришлось мне их поочередно на руках нести. То есть несу одного, а другого на поводке тяну за собой. Потом отдохну немного и меняю их местами. Тут еще в подштанниках резинка лопнула, одежда промокла, потом и вовсе в воду забрел. Хотел дорогу сократить, через узкую полоску камыша, что на краю поля, пошел напрямик, а там вода оказалась. Я сразу не понял, уже, когда выше колена забрел, тогда почувствовал. В общем, шел вот так, матерился, сам еле на ногах держался, но собак на себе тащил. Потому как мы своих не сдаем и не бросаем. Очень мне нравился этот девиз, очень гордо я в тот день повторял его, однако много лет спустя все же не уберег и я своих псов. Атос убежал по весне гулять и отравился, потом долго умирал дома. А еще через полгода Спартак убежал погулять ночью на речку и утром я нашел его в камышах. Еще живого, но сильно покусанного какими-то собаками. Он умер спустя сутки у меня на руках. Я тогда злился и клялся перестрелять всех бродячих собак в окрестных полях, но разве они виноваты? Они защищали свою территорию, а я не уследил за своим псом. Это еще раз напоминает, что мы в ответе за тех, кого приручили.