...уединенное присутствие при всех явлениях, совершающихся в природе, таинственных, часто необъяснимых, непременно должен располагать душу охотника к вере в чудесное и сверхъестественное.
С. Т. Аксаков
"Записки ружейного охотника Оренбургской губернии"
Под лодкой открылось песчаное дно, как чистая, светлая поляна в густом лесу темно-зеленых водорослей.
В прозрачной воде над желтоватым песочком хорошо видны темные спинки быстрых рыбешек. Изгибая хвосты, испуганно устремляются они в стороны от весел, а движущаяся лодка спугивает уже другую стайку: плотички — в ладонь и щуренок зеленой стрелой метнулся к водорослям. Рыба в воде — приятное зрелище... И погода замечательная: тепло, как летом. Только желтеющие стебли тростников и листья верб напоминают, что заканчивается сентябрь.
Узкая и длинная, как щука, остроносая лодка легко скользит плавными изгибами протоки. За поворотом застигнутая врасплох стая лысух поспешно покидает открытую воду. Ближние плывут к зарослям, дальние бегут по воде, помогая себе крыльями, будоража остальных и заставляя подыматься на крыло. Секунда, другая и вся стая исчезает в зарослях, только волнующаяся поверхность воды напоминает о пребывании птиц.
Достигнув тростников, не все лысухи забираются вглубь, некоторые остаются у самого края — наблюдают. Проплывая в лодке, видишь среди стеблей их черные головки с белыми метками. Миновала опасность, и первая водяная курица уже выплывает на открытое...
На стороне, обращенной к плесу, в зарослях темнеет примятая площадка, рядом из воды пестрой гурьбой выглядывают красные и синие пластмассовые гильзы, их около полусотни. Цоколи у них покрылись ржавчиной. Значит, плавают они тут, похоже, с "открытия". Со стороны плеса дует ветерок, и лучше стать за островком, там тихо. Загоняю лодку носом в заросли. Высаживаюсь. Ставлю палатку. Охапка рогоза на подстилку — и готов ночлег.
Смеркается. Облака разошлись. Оранжевое солнце опустилось к вершинам далеких верб и скоро скроется за ними. На воде у зарослей сгущаются тени. Ватага лысушек потянулась с мыса черными лодочками на плес. Стремительная стайка уток пересекает небосклон, спеша на ночную кормежку. Все следует ходу времени. Идут-бегут часы на воде, отмеряя день до сумерек и ночь до рассвета среди широких плесов, заросших островков, извилистых проток под плеск волны и шум ветра. То убыстряясь на зорях, то растягиваясь осенними ночами, под тонкое кэвканье лысух и громкое кряканье уток, шорох дождя и звонкую тишину морозных утренников, в сиянии солнца и хмурости облачной пелены...
Сколько этих водяных часов прошло! С яркими всплесками радости и горечью досадных неудач. И пусть они идут и впредь своей чередой...
Неподалеку послышалось восклицание, расплескивают воду весла. Из узкой протоки, скрытой густым камышом ситника-куги, показался нос деревянной лодки. Вот она вся выскользнула на открытое с двумя местными рыбаками и поворачивает прямо к моему островку. Поравнявшись с моим станом, лодка останавливается.
— Добрый вечер! Ночуете? — приветствуя, спрашивает меня крепкий рыбак, сидящий на передней скамейке. Он средних лет, коротко стрижен, в полосатом свитере. Его напарник на веслах, в куртке, фуражке и не так широк в плечах.
Отвечаю, здороваюсь.
— Тут на моторках не ходили? — спрашивают.
— Нет, никого не было, только на плесе видел лодку.
— Ну и хорошо, — говорит тот, что на веслах, потихоньку отгребая.
Воцаряется тишина, постепенно темнеет.
В узкой протоке снова слышны голоса. Появляется другая лодка с двумя рыбаками, точно так же направляющаяся к моему островку, будто начинается второе действие в каком-то спектакле. Поравнявшись со мной, рыбаки останавливаются и здороваются. Оба парня лет двадцати пяти.
— Тут до нас никто не проплывал? — спрашивают.
— Да, были, и проплыли точно как и вы, — отвечаю.
Посовещавшись между собой, рыбаки поплыли за островок, но вскоре вернулись и опять остановились возле меня.
— А вы на утку? — спросил тот, что сидел на веслах.
— Да, а завтра где-то тут и постою утром, — отвечаю.
— Мы здесь на "открытии" были. Моторок везде понаехало тогда — страх, — продолжил задавший вопрос, — стать негде было. Так мы вернулись к селу и забились в угол залива. И постреляли от души. На двоих взяли за два дня полтора десятка лысух и десяток уток! Утки, правда, какие-то странные: поменьше крыжня, сероватые, лапки темные…
— А низ, брюшко какое? — уточняю.
— Светлое.
— Так это, похоже, серая утка, полукряква, — говорю, — а "зеркальце" на крыле темное?
— Да. Но раньше такие не попадались, — с каким-то сомнением ответил говоривший, и, пристально вглядываясь в даль, тут же добавил, — крыжачок вон потянул, заходит над камышом.
Я спросил, какая рыба ловится. Ответили, что в основном белый карась, линки, реже щучка. Иногда попадаются лини, "как кабаны". Поговорив и проводив восклицаниями еще стайку уток, рыбаки поплыли в протоку за куст ситника.
Стало совсем темно. Я забрался в палатку и посветил фонариком на часы. Было начало девятого. Забрался в спальник, укрылся курткой. В окрестных зарослях закрякали утки, выбравшиеся под покровом ночи на открытую воду поразмяться. Послышались какие-то шорохи, плеснула волна. Настороженно кэвкнула лысуха, а потом как бултыхнет совсем рядом, словно пудовый сомище вывернулся, и тут же в борт лодки что-то ударило громко, как деревяшкой. Я вылез из палатки. На востоке сквозь стебли рогоза, прищур