Наводнение в ущелье
С командой из девяти человек в трех лодках топограф капитан Явшиц вышел вверх по реке Ток, притоку Зеи, для съемки местности. Ни на лошадях, ни на оленях двигаться вдоль реки по непролазной тайге было невозможно. Пройдя верст восемьдесят водой, вынуждены были оставить две большие лодки, так как река стала очень мелководна. Здесь часть провианта перегрузили в третью маленькую лодку, а часть вынуждены были нести на себе. Никак иначе двигаться было нельзя. Таким образом, руслом реки продвинулись еще до небольшого притока. Дальше к истокам река протекала по ущелью с высокими почти отвесными скалистыми берегами среди гор. Высота скал достигала иногда ста саженей; руслом реки идти было уже нельзя. Пытались пробираться склонами долины, но и это оказалось невозможным, т.к. от речного ущелья ответвлялось множество боковых скалистых оврагов и мелких притоков. Было решено прекратить съемку и возвращаться, к тому же, провиант был весь на исходе. На возвратном пути, 15 июля, в полдень вдруг разразилась страшная гроза, и в течение двух часов шел проливной дождь с градом. Палатки поставили на площадке между скал на промерзшем мху, на высоте пяти саженей над уровнем воды. К ночи вода в реке прибыла валом, сразу повысив уровень на три сажени. К утру 19 числа, постепенно повышаясь, достигла уже высоты пяти саженей и стала омывать палатки. Люди были прижаты к скале бушующим потоком. Всех ожидала неминуемая гибель, если бы вода поднялась еще хоть на пол-аршина. Бурный поток смыл бы все, а пытаться плыть по этому свирепому потоку в имевшейся лодочке, значило наверняка погибнуть.
К счастью, подъем воды все же остановился, потом уровень снизился, но непрекращающийся дождь до 25 июля поддерживал его на трехсаженной высоте. Пускаться в путь — нечего было и думать. Между тем, еще двадцатого числа был съеден последний провиант, и начался голод. Люди впали в уныние. Находившаяся с ними охотничья собака пожрала все сыромятные ремни от обуви, и превратилась в скелет, обтянутый кожей. Однако на собаку уже серьезно поглядывали: а нельзя ли ее съесть?
Наконец, 26 июля вода спала настолько, что с большим риском стали медленно спускаться по долине, питаясь первыми попавшимися червивыми грибами, не имея даже соли. Пройдя вёрст двадцать, дошли до оставленных лодок. Дальше уже имели возможность спускаться быстрее, сидя в лодках. Но тут отряд постигло новое несчастье. Одна лодка, наскочив на камень, перевернулась и тяжелые предметы: дальномер, ружья, топоры, лопаты, посуда утонули на глубине в полторы сажени. Пришлось два дня ожидать убыли воды, чтобы достать утопленное.
Трагическое крушение
Капитан Рубановский с семью нижними чинами 21 сентября возвращался с топографических работ в лодке по реке Иману. Вследствие наводнения после двадцати дней непрерывного дождя, сплывать по быстрой воде было очень трудно и опасно. Река несла много поваленных деревьев и топляк. Вечерело. До поселка оставалось проплыть всего верст девять. Вдруг лодка днищем ударилась о подводную корягу и стала заливаться водой, а затем, налетев на завал из деревьев, начала тонуть. Люди стали прыгать из лодки на торчащее из завала соседнее бревно. Один солдат от сильного толчка при ударе лодки упал в воду и сразу утонул; другого в воде схватил за руку товарищ с бревна, но не смог удержать из-за сильного напора воды. Капитан сорвался с бревна, прыгнув последним, но успел схватиться за борт лодки, которая от напора воды ушла носом ко дну, задрав корму. Повернувшись, он опять сумел схватиться за бревно. Трое рабочих ухватили капитана за руки и одежду, но напор воды был так силен, что втроем они едва удерживали его. В конце концов, с неимоверными усилиями все же втащили на бревно. Все спасшиеся люди сидели на этом бревне и корягах, со всех сторон окруженные бешено несущейся водой. Разбитую лодку и вещи унесло. В отчаянии стали кричать, призывая кого-нибудь на помощь. Через час на долбленке приплыли три местных орочона, на счастье, случайно стоявшие в протоке, в полуверсте выше по течению. Уже в темноте они перевезли всех на берег.
Несмотря на высокую воду, ненастье и холод, три дня велись поиски утонувших людей и груза. Удалось извлечь из реки только лодку и некоторые вещи. Утонувших, при всей тщательности настойчивых поисков, найти не удалось.
Огонь в степи
…Вдруг из-за бугра выскочил матерый волк, остановился, с любопытством посмотрел на нас и бросился в степь. Странно было здесь видеть зверя среди мертвенной шири желтой сухой равнины. Наступили сумерки. Держать направление стало трудно, и с нетерпением ждем, когда появятся звезды. Я приказал зажечь два фонаря: один повесить на арбу, а другой взять казакам с собой. Сам с этими четырьмя казаками и фонарем поехал рысью вперед, продолжая поиск дороги. Отъехавши версты две, оглянулся. Что это?! Узкая огненная лента бежала по ветру, быстро расширяясь в обе стороны.
Пожар!
Приказываю казакам ехать с фонарем вперед, а сам скачу обратно. Подъезжаю к арбам, спрашиваю:
— Кто зажег степь?
— Да вот, ваше благородие, курили, бросили спичку, от нее и пошел огонь. Тушили мундирами — ничего не вышло…
Пожар пылал позади нас, к счастью, отгоняемый ветром. Лента огня то разрывалась и была совсем тонка, то ширилась и вспыхивала длинными языками, когда набегала на густую траву. Зарево плыло за огненной лентой, развертываясь в пурпурный веер; порою там яростно вырывались черные клубы дыма и, подсвеченные в вышине огнем, исчезали во тьме ночи; в окрестной тишине явственно был слышен шум и треск огня.
Тревожные мысли зароились в голове: от простой неосторожности может выгореть вся степь, лошадям не будет корму, ветер может повернуть, и что тогда?
…Второй день над равниной, куда ни глянешь, стоит густой непроглядный дым; необозримая степь сузилась до того, что, казалось, в ней было тесно дышать. Мы поднялись на увал. Впереди длинной лентой бежало пламя, оставляя за собой безжизненное черное поле, где только что прошла огненной косой губительная смерть.
Кувырок с конем
…Впереди местность, незаметно понижаясь, развертывается в широкую равнину, за которой снова поднимается пологий увал, а дальше едва различимы неясные очертания пологих холмов, теряющихся в синеватом тумане у горизонта. Сухая трава шуршит под ногами, и вокруг на необъятной степи все однообразно уныло и желто…
Утром было еще темно, когда я проснулся: разбудил сильный холод. Спрашиваю дневального — оказывается, мороз. Выхожу из палатки. Кругом все бело, на траве серебрится иней, под ногами хрустит; вода в ведре замерзла на два пальца. Поднимается солнце, но какое оно красное, без лучей, и на него даже можно смотреть. Солдаты разбирают палатки, а я с казаками еду на съемку плана местности.
Не успели мы отъехать от бивака и ста саженей, как вижу: впереди шевелится какой-то зверь. Беру винтовку у казака и стреляю с коня раз и другой — промах; стреляет еще кто-то, и тоже промах. Едем дальше. Вдруг из травы выбегает молодая козочка, остановилась и смотрит на нас. Вероятно, ее отбил от стада волк, и теперь бежала она, куда глаза глядят; козочка хромала и, по временам останавливаясь, неторопливо скрылась в травяных зарослях.
Версты через три мы только что поднялись на небольшой холм, как с другой его стороны выскочило большое стадо диких коз и помчало от нас. Мы поскакали за ними, стреляя с коней из винтовок. Козы на мгновение остановились, разбились на два стада и бросились в разные стороны. Мы устремились за теми, которые бежали в направлении нашего пути. Во время этой бешеной скачки у меня в голове пронеслась, как молния, картина: вот мы в погоне, а впереди еще целый день непрерывной работы; потом возвращение на новый бивак за пятнадцать верст по незнакомой местности; а вечером, может, и звезд не увидишь, если ляжет туман — куда поедешь? Нет, время на охоту тратить нельзя…
Казаки же продолжали преследование, обгоняя друг друга. Вот один из них свернул в сторону и поскакал за козою, которая отделилась от стада и начала отставать. Вдруг вижу, на всем скаку казак летит кувырком в траву вместе с конем. Я остановил погоню и поспешил туда. Упавший казак с трудом поднимается с земли: ему сильно ушибло ногу и помяло бока. Хорошо, что остался цел. Оказалось, конь обеими ногами попал в какую-то яму, споткнулся, упал и перевернулся. Коню — ничего, поднявшись с земли, щиплет уже траву.А. Любицкий
Наводнение в ущелье
С командой из девяти человек в трех лодках топограф капитан Явшиц вышел вверх по реке Ток, притоку Зеи, для съемки местности. Ни на лошадях, ни на оленях двигаться вдоль реки по непролазной тайге было невозможно. Пройдя верст восемьдесят водой, вынуждены были оставить две большие лодки, так как река стала очень мелководна. Здесь часть провианта перегрузили в третью маленькую лодку, а часть вынуждены были нести на себе. Никак иначе двигаться было нельзя. Таким образом, руслом реки продвинулись еще до небольшого притока. Дальше к истокам река протекала по ущелью с высокими почти отвесными скалистыми берегами среди гор. Высота скал достигала иногда ста саженей; руслом реки идти было уже нельзя. Пытались пробираться склонами долины, но и это оказалось невозможным, т.к. от речного ущелья ответвлялось множество боковых скалистых оврагов и мелких притоков. Было решено прекратить съемку и возвращаться, к тому же, провиант был весь на исходе. На возвратном пути, 15 июля, в полдень вдруг разразилась страшная гроза, и в течение двух часов шел проливной дождь с градом. Палатки поставили на площадке между скал на промерзшем мху, на высоте пяти саженей над уровнем воды. К ночи вода в реке прибыла валом, сразу повысив уровень на три сажени. К утру 19 числа, постепенно повышаясь, достигла уже высоты пяти саженей и стала омывать палатки. Люди были прижаты к скале бушующим потоком. Всех ожидала неминуемая гибель, если бы вода поднялась еще хоть на пол-аршина. Бурный поток смыл бы все, а пытаться плыть по этому свирепому потоку в имевшейся лодочке, значило наверняка погибнуть.
К счастью, подъем воды все же остановился, потом уровень снизился, но непрекращающийся дождь до 25 июля поддерживал его на трехсаженной высоте. Пускаться в путь — нечего было и думать. Между тем, еще двадцатого числа был съеден последний провиант, и начался голод. Люди впали в уныние. Находившаяся с ними охотничья собака пожрала все сыромятные ремни от обуви, и превратилась в скелет, обтянутый кожей. Однако на собаку уже серьезно поглядывали: а нельзя ли ее съесть?
Наконец, 26 июля вода спала настолько, что с большим риском стали медленно спускаться по долине, питаясь первыми попавшимися червивыми грибами, не имея даже соли. Пройдя вёрст двадцать, дошли до оставленных лодок. Дальше уже имели возможность спускаться быстрее, сидя в лодках. Но тут отряд постигло новое несчастье. Одна лодка, наскочив на камень, перевернулась и тяжелые предметы: дальномер, ружья, топоры, лопаты, посуда утонули на глубине в полторы сажени. Пришлось два дня ожидать убыли воды, чтобы достать утопленное.
Трагическое крушение
Капитан Рубановский с семью нижними чинами 21 сентября возвращался с топографических работ в лодке по реке Иману. Вследствие наводнения после двадцати дней непрерывного дождя, сплывать по быстрой воде было очень трудно и опасно. Река несла много поваленных деревьев и топляк. Вечерело. До поселка оставалось проплыть всего верст девять. Вдруг лодка днищем ударилась о подводную корягу и стала заливаться водой, а затем, налетев на завал из деревьев, начала тонуть. Люди стали прыгать из лодки на торчащее из завала соседнее бревно. Один солдат от сильного толчка при ударе лодки упал в воду и сразу утонул; другого в воде схватил за руку товарищ с бревна, но не смог удержать из-за сильного напора воды. Капитан сорвался с бревна, прыгнув последним, но успел схватиться за борт лодки, которая от напора воды ушла носом ко дну, задрав корму. Повернувшись, он опять сумел схватиться за бревно. Трое рабочих ухватили капитана за руки и одежду, но напор воды был так силен, что втроем они едва удерживали его. В конце концов, с неимоверными усилиями все же втащили на бревно. Все спасшиеся люди сидели на этом бревне и корягах, со всех сторон окруженные бешено несущейся водой. Разбитую лодку и вещи унесло. В отчаянии стали кричать, призывая кого-нибудь на помощь. Через час на долбленке приплыли три местных орочона, на счастье, случайно стоявшие в протоке, в полуверсте выше по течению. Уже в темноте они перевезли всех на берег.
Несмотря на высокую воду, ненастье и холод, три дня велись поиски утонувших людей и груза. Удалось извлечь из реки только лодку и некоторые вещи. Утонувших, при всей тщательности настойчивых поисков, найти не удалось.
Огонь в степи
…Вдруг из-за бугра выскочил матерый волк, остановился, с любопытством посмотрел на нас и бросился в степь. Странно было здесь видеть зверя среди мертвенной шири желтой сухой равнины. Наступили сумерки. Держать направление стало трудно, и с нетерпением ждем, когда появятся звезды. Я приказал зажечь два фонаря: один повесить на арбу, а другой взять казакам с собой. Сам с этими четырьмя казаками и фонарем поехал рысью вперед, продолжая поиск дороги. Отъехавши версты две, оглянулся. Что это?! Узкая огненная лента бежала по ветру, быстро расширяясь в обе стороны.
Пожар!
Приказываю казакам ехать с фонарем вперед, а сам скачу обратно. Подъезжаю к арбам, спрашиваю:
— Кто зажег степь?
— Да вот, ваше благородие, курили, бросили спичку, от нее и пошел огонь. Тушили мундирами — ничего не вышло…
Пожар пылал позади нас, к счастью, отгоняемый ветром. Лента огня то разрывалась и была совсем тонка, то ширилась и вспыхивала длинными языками, когда набегала на густую траву. Зарево плыло за огненной лентой, развертываясь в пурпурный веер; порою там яростно вырывались черные клубы дыма и, подсвеченные в вышине огнем, исчезали во тьме ночи; в окрестной тишине явственно был слышен шум и треск огня.
Тревожные мысли зароились в голове: от простой неосторожности может выгореть вся степь, лошадям не будет корму, ветер может повернуть, и что тогда?
…Второй день над равниной, куда ни глянешь, стоит густой непроглядный дым; необозримая степь сузилась до того, что, казалось, в ней было тесно дышать. Мы поднялись на увал. Впереди длинной лентой бежало пламя, оставляя за собой безжизненное черное поле, где только что прошла огненной косой губительная смерть.
Кувырок с конем
…Впереди местность, незаметно понижаясь, развертывается в широкую равнину, за которой снова поднимается пологий увал, а дальше едва различимы неясные очертания пологих холмов, теряющихся в синеватом тумане у горизонта. Сухая трава шуршит под ногами, и вокруг на необъятной степи все однообразно уныло и желто…
Утром было еще темно, когда я проснулся: разбудил сильный холод. Спрашиваю дневального — оказывается, мороз. Выхожу из палатки. Кругом все бело, на траве серебрится иней, под ногами хрустит; вода в ведре замерзла на два пальца. Поднимается солнце, но какое оно красное, без лучей, и на него даже можно смотреть. Солдаты разбирают палатки, а я с казаками еду на съемку плана местности.
Не успели мы отъехать от бивака и ста саженей, как вижу: впереди шевелится какой-то зверь. Беру винтовку у казака и стреляю с коня раз и другой — промах; стреляет еще кто-то, и тоже промах. Едем дальше. Вдруг из травы выбегает молодая козочка, остановилась и смотрит на нас. Вероятно, ее отбил от стада волк, и теперь бежала она, куда глаза глядят; козочка хромала и, по временам останавливаясь, неторопливо скрылась в травяных зарослях.
Версты через три мы только что поднялись на небольшой холм, как с другой его стороны выскочило большое стадо диких коз и помчало от нас. Мы поскакали за ними, стреляя с коней из винтовок. Козы на мгновение остановились, разбились на два стада и бросились в разные стороны. Мы устремились за теми, которые бежали в направлении нашего пути. Во время этой бешеной скачки у меня в голове пронеслась, как молния, картина: вот мы в погоне, а впереди еще целый день непрерывной работы; потом возвращение на новый бивак за пятнадцать верст по незнакомой местности; а вечером, может, и звезд не увидишь, если ляжет туман — куда поедешь? Нет, время на охоту тратить нельзя…
Казаки же продолжали преследование, обгоняя друг друга. Вот один из них свернул в сторону и поскакал за козою, которая отделилась от стада и начала отставать. Вдруг вижу, на всем скаку казак летит кувырком в траву вместе с конем. Я остановил погоню и поспешил туда. Упавший казак с трудом поднимается с земли: ему сильно ушибло ногу и помяло бока. Хорошо, что остался цел. Оказалось, конь обеими ногами попал в какую-то яму, споткнулся, упал и перевернулся. Коню — ничего, поднявшись с земли, щиплет уже траву.