Грунтовая дорога уводит в луга. Бодро шагаю, весело оглядывая окрестности. Навстречу идут двое парней, сельских рыбаков, в резиновых сапогах с удочками. Краснолицый здоровяк в лыжной шапочке, расстегнутой телогрейке, его худощавый напарник в плаще, шляпе, с оцинкованным ведром. С утра они ловили в озере на червя; клев слабый, карасиков всего десятка полтора поймали, и показывают улов, наклоняя ведро. В воде плещут хвостиками серебристые рыбки с толстыми спинками. Парни говорят, что вода еще холодная, может, через неделю лучше пойдет.

Попрощавшись, продолжаю свой путь. Свежий северо-восточный ветер шумит молодой ярко-зеленой листвой верб. В ясном голубом небе быстро плывут вытянутые облачка, словно белые парусники. Воздух напитан ароматами молодой листвы и поднимающихся трав. Ветер морщит голубую воду оставшихся разливов, пересекающих луговую дорогу. Приходится часто брести по колено через всякие мокряжины, полноводные ручейки и озерные стоки. В одном ручье на дне копошатся ручейники в трубочках-домиках. Хорошая насадка для ловли рыбы; собираю их в консервную банку.

Речка в обрамлении зеленеющих лозняков вьется лугом, делая резкие повороты. Вот подходящая излучина, осененная раскидистой толстоствольной ветлой. Кладу рюкзак на траву. Разматываю удочку, наживляю ручейника и делаю первый заброс за усохший куст, съехавший в воду. Несколько проводок и ничего. Уменьшаю отпуск поплавка, пробую в полводы. Поплавок завертелся в водовороте, идет в сторону, притапливаясь, и вдруг тонет. Подсекаю. Крупная верховодка-черноспинка улетает в траву от резкого рывка удилищем. Верховодки клюют бойко, и вскоре налавливаю их десятка два. Солнце уже почти в зените и припекает. Клев как-то в раз перестал. Ну и ладно, буду заниматься подготовкой ночлега.

В шагах двадцати от берега, у большого куста красной лозы нахожу подходящее сухое, ровное возвышение; рядом неглубокая промоина удобная для костра. На соседнем лужке над зеленеющей травкой торчат прошлогодние толстые стебли конского щавеля. Наламываю их охапку, кладу на землю вместо подстилки. Сверху расстилаю нарезанный сноп сухого мятлика и ставлю палатку.

Кругом птичье царство. Речная пойма звенит от птичьих песен. Соловьи страстно щелкают, заливаются; серые славки без умолку щебечут; камышевка в густой, высокой траве выводит хрипловатые строфы. На высоких ветлах неподалеку надсадно токует голубь-вяхирь. С хлопаньем крыльев он иногда перелетает в кронах, мелькая белыми пятнами крыльев. На соседнем лужке, золотисто-желтом от цветущих лютиков, скрипит коростель. От леса доносится мягкое воркование дикой горлицы, без умолку куют кукушки. На соседней отмели, скрытой поворотом, пересвистываются кулички-перевозчики.

Когда резал сухую траву под палатку, на голой влажной земле в промоине заметил свежий след раздвоенного копытца. Заоваленные носки и крупнота отпечатка подсказывали, что здесь обитает самец косули. И точно, после захода солнца, в сумерках оленёк вышел пастись на лужайку. Заметив меня, он начал отрывисто рявкать. Глянув на звук, я увидел статное животное в обрамлении лозовых кустов под сводом древесных ветвей. Но видение было недолгим, козлик тут же скрылся в зарослях, откуда еще пару раз донесся его недовольный голос.

Опустилась на землю майская ночь. Некоторые птицы смолкли, а другие распелись еще сильней. Пять соловьев щелкали рядом в кустах всю ночь напролет. В шагах полста от палатки, на лужке в одном и том же месте под небольшой ветлой неумолчно токует-кряхтит коростель. Да так громко, что заснуть не дает. Его громкое тырр-тырр, тырр-тырр,… звучит без перерывов. Когда пошел небольшой дождик, дергач чуть примолк, но ненадолго. Буйная весенняя ночь — песни до утра...

Светает. Утренняя заря гонит остатки ночи. Небо в серых облаках. Кое-где появляется синева первых разрывов. Над речкой курится легкая дымка белого тумана. Трава в каплях прошедшего дождя. Журчит вода у коряжек. Над водой, пискнув, пронесся голубой зимородок. Белая трясогузка уселась на бескорый ствол притопленной ветлы. Пока рыбачил, осмелела мошка и уже покусывает без всякого стыда. Даже костерок-дымокур с зеленой травой мало помогает. А не отправится ли на новые места? В пути меньше будет гнус донимать, и что-то интересное увижу. Решив так, быстро складываюсь и — в путь. За первым поворотом, у дороги чернеет свежо взрытый дёрн. Крупные следы трех кабанов четко видны на сыром раскопе. Значит, не только оленёк со мной соседствовал ночью.

Речка с кустарниками отошла влево, перед глазами открылся простор голубовато-зеленых лугов. Вдали взлетают две крупных сероватых птицы. Медленно взмахивая крыльями, поднимаются выше кромки припойменного леса и величаво летят над речной долиной. Журавли! Неужели где-то в здешних болотах они еще гнездятся или же — пролетные, не наши? Это их тайна.

Дорога почти уже не видна, заросла вся травой. Иду босиком: приятно ступать по теплой земле и брести через чистую воду разливов. В шагах шестидесяти впереди, среди мокряжин движется какой-то буроватый зверь. Вот он показался на более открытом. Лисица! Сгорбившись, таясь, уходит в густую осоку. Чего это ее сюда к воде занесло, не за утиным ли яичком?

Подхожу к речке. Под берегом на струе бьет какая-то рыба. Поодаль, на том берегу белеют сельские хаты, просторно разошедшиеся по взгорью. Пора сделать привал. Просушиваю палатку от утренней росы, расстелив ее на травянистом пригорке. Появляется поблизости красивая желтая трясогузка. Снует среди травы, охотясь на мушек. Палатка высохла, трясогузка улетела. Маленький соколок-пустельга, приостанавливаясь в полете и замирая на месте, пролетает, вглядываясь в травы. Сложив палатку, отправляюсь дальше. Впереди блестит много луж и озерков. Там взлетают три белых цапли и нарядный белобровый, белокрылый селезень чирок-трескунок. Вскоре широкий и глубокий ручей перегородил путь. Ища брод, попадаю на суходольный луг. Замелькали желтые с черными жилками крылья крупной бабочки — красавец махаон проносится золотистым парусником, ныряя в теплых потоках воздуха.

Как чудесно среди расцветающей природы! Она вдохновляет, прибавляет сил, и манит далями зеленой весны. Поодаль — удивительное зрелище: двадцать аистов стоят вокруг небольшого озерка. Взлетев, будто снежным облаком они прошли над лугом. Удивительно, откуда их тут столько собралось? Может, это самцы на сходке общаются, пока аистихи насиживать сели? Окрестные картины в солнечном свете играют свежими весенними красками. Пронзительно голубое небо, светло-зеленые ивняки, синяя лента дальнего леса, бархатистая зеленая трава луга и на ней — большие белоснежные птицы. Обыкновенная луговина, будто диковинная страна. Но как легко раним этот чудесный мир!

Перейдя ручей, подхожу к речке. Выбираю место для обустройства ночлега. Рядом журчит вода, поют птицы, благоухает майский день. Интересно побродить вокруг, понаблюдать природу, узнать какие-нибудь ее секреты. На песчаной отмели заметны округлые пятипалые следы, холмики песка в двух местах со следами когтей, заеложенные сходы в воду. Здесь живет зверь-рыболов — речная выдра. Еще один рыбачок, пернатый, замер на сухой коряге, торчащей из воды. Лазурный, с оранжевым брюшком зимородок высматривает рыбешку. Над речкой другой рыбак пролетает — белокрылая черноголовая чайка.

Вечером приятно посидеть у костра, варя ушицу из пойманных окуньков. Дымок отгоняет комаров, огонек прихотливо играет среди сушин. Бегут, вспоминаясь, картины прошедшего дня среди расцветающей природы…

Новое утро. Радость рассвета под песни птиц. Заворковала горлица неподалеку в вербах. Рядом пунцовая чечевица завела: «чечевицу видел, чечевицу видел,...». Я пытаюсь высвистывать из палатки что-то похожее, а певун еще азартней выводит свое. На часах пять тридцать, на градуснике всего +3 С. Лежа в палатке, думаю: «мерзнуть еще или вставать, развести костерок и погреться? Лучше погреться». Снаружи все в тумане. На том берегу неясно проступают очертания верб. Обильная холодная роса укрыла листву и травы. Развожу костер, кипячу воду, завариваю чай и грею остаток вчерашней окуневой ухи — она настоялась и просто чудо.

Неподалеку зеленеет островок травы, похожей на тростник в миниатюре. В ней ночуют стрекозы красотки-блестящие. В полете они всегда притягивают взгляд мерцанием своих крыльев с темно-синими пятнами над водой или прибрежными травами у ручьев, прудов и речек — любо глядеть. Позавчера, перед дождем красотки устроились спать на такой же траве под ее листьями, а сегодня почти все ночевали сверху на вершинах стеблей, открыто. Почему? Наверное, чтобы солнце сегодняшним ясным, но холодным утром быстрее их отогрело.

Прошло около часа. Туман начал постепенно расходится, цепляясь за ветки, прячась в траву и кустарник. Наконец, солнце проглянуло между кронами верб, и первый его золотой луч осветил травяной островок со стрекозами. К часам восьми совсем потеплело. Когда, сложив палатку и рюкзак, я собрался уходить, первая красотка, отогревшись, уже влетала в свое новое майское утро, каждое из которых так неповторимо.