В окрестностях Сузунского медеплавильного завода (на Алтае) водится очень много тетеревей (нач. 1880-х гг.). Тут они живут не только по полям, сенокосам, но и в лесу, где тоже выводят молодых. Я, как страстный охотник, всегда с большим нетерпением ежегодно ожидал лета. И вот, только лишь подходила половина июля (охота на пернатую открывалась 29 июня по стар. стилю), я обыкновенно сначала отправлялся в ближайшие окрестности, а затем ездил уже и подальше с ночевкой.

Для этих последних охот я познакомился с крестьянином Павлом Архиповым из деревни Мыльниковой, которая находится от Сузуна в 18 верстах. Этот простой и добродушный человек среднего роста и самой обыкновенной наружности был страстным охотником, держал у себя хороших лаек и считался в деревне первым ружейником. Павел хоть и не умел красно говорить, но, как охотник, все хорошо знал по-своему, понимал и скоро усваивал то, что нужно для нашего брата охотника, и, как человек, был хороших честных правил; водки пил мало и обладал замечательной памятью, сметливостью, наблюдательностью и простым здравым смыслом. Все это постоянно отражалось в его умных серых глазах, в его практичных приемах на всякое дело и основательном суждении в пределах его знаний и понимании окружающей жизни. Жаль только одно — он был безграмотен. Жил он хоть и не богато, но и не бедно, имел весь крестьянский обиход, сеял разного рода хлеб, держал свою мельницу и небольшую пасеку.

Как охотник он был винтовочник, и был очень доволен, когда я подарил ему, хотя и немудреный, дробовик. На лету из винтовки он не стрелял, но промахов почти не делал.

Подружившись с этим симпатичным человеком, я каждое лето ездил с ним не один раз за тетерями в знакомые ему «палестины» в окрестностях Мыльниковой. Тут он знал каждый куст, каждое место, где водились тетерева, а потому был настоящим моим чичероне (проводником). При поездках в Мыльниковские окрестности я всегда заранее сговаривался с Павлом, и он ждал моего приезда на условленном месте, обыкновенно аккуратно являясь к назначенному часу.

Надо заметить, что по страшно колотливой дороге к Мыльниковой, пролегающей на 12 верст среди смешанного леса, я всегда встречал тетеревей около лесных полянок и охотился тут попутно с неизменным Архипычем (приятель-охотник по прозвищу Сучок из-за своего малого роста). Соединяясь с Павлом, мы потом отправлялись на поля и производили охоту так: Павел ездил верхом со своими собаками и только приискивал выводки, не давая их распугивать; это он делал чрезвычайно искусно. Зная своих собак, он тотчас смекал, когда они нападали на выводок, а потому, бросаясь верхом в сторону, отманивал собак за собой, и, отъехав подальше, не пускал их туда, а заставлял искать новых тетерь. Наша же задача состояла уже в том, чтоб, выбравшись из экипажа, идти со своими собаками наготове и стрелять молодых (тетеревов) из-под стойки.

Таким образом, охота не была утомительна, а выводков приобреталось несравненно больше, чем при ходьбе и отыскивании их без собак. Положим, что такая охота походила скорее на промысел, но мы этого не разбирали, а вырвавшись по большей части в праздник от обязанностей службы, не могли, что называется, насытиться. И были рады тому, что нам в один день или, лучше сказать, в три «уповода», т.е. вечером в день выезда и утром и вечером другого дня, удавалось брать от 50 до 90 штук тетеревят. Цифра 90 была, впрочем, максимум из наших охот, а обыкновенно она вертелась около 60-70 штук.

Бывало, частенько смешил меня на охоте Архипыч, который при своем маленьком росте ходил с очень длинной одностволкой. Уже одна его фигура с такой фузеей невольно вызывала улыбку, особенно когда он, отставляя ружье прикладом от себя, заряжал его шомполом почти выше себя длиною. Бывало и смешно и досадно, когда Архипыч долго целится по вылетевшему тетереву и, не выстрелив, опустит ружье или вскинет его на плечо. Спросишь его тут:

— Ты что же не стрелял?

— Да я, барин, не тем глазом прищурился.

— Так ты смотри лучше обоими, тогда и не будешь сбиваться! Да заряда не жалей, валяй да и только, хоть совсем зажмурившись. Что за беда, коли промахнешься.

Вот через некоторое время, глядишь, Сучок опять только приложится и не выстрелит.

— Ну, а теперь чего же ты не палил? Смотри, как ловко вылетел!

— Эх, барин! Всё мимо-то дать не хочется — вот и боюсь.

— Так я же тебе сказал, чтоб ты не жалел и не считал зарядов… этак никогда не убьешь и не научишься, если промахов будешь бояться.

Но зато, какое удовольствие, бывало, отражалось на добром лице Архипыча, если он успеет выцелить и спустить тетеренка иногда шагов уже на 80!... Как он во весь дух тогда бежит к тому месту, — и от радости, и потому, чтоб добычу не слопала его ненасытная Красотка (легавая).

Никогда не забуду, как однажды, совершенно врасплох, почти из-под нашего тарантаса вылетел выводок уже покосачившихся тетеревят и попрятался в разных местах около несжатой полосы овса. Я послал Архипыча с одной стороны пашни, а сам со своими собаками пошел с другой. Только что мы разошлись, как Красотка сделала стойку. Сучок приготовился, тихо пошел к своей собаке, скомандовал «Пиль!», и молодой косачонок вылетел из-под стойки. Архипыч прицелился, выдержал и дал промах. Тут, как бы не видя меня, он сначала сделал постную рожу, затем пожал плечами и плюнул вслед косачонку, а потом, точно недоумевая, оперся рукой на ружье и, смотря на улетающего, перекрестил его рукой и сердобольно сказал:

— Ну, так лети ж, лети, бог с тобой!

В это время косачонок, сделав круг, заворотился и налетел на меня. Я выстрелил, и он упал недалеко от Архипыча.

— Что! Каково? Вот-те и улетел! — радостно заговорил Сучок и побежал отнимать тетеревенка у Красотки…

Надо заметить, что в хорошие жаркие дни мы всегда находили выводков больше, чем в пасмурные и холодные. Но вот в один очень уж жаркий день мы долго не могли разыскать тетеревят и, видя, что они сбились в лесные колки (острова), отправились туда. Забравшись в один длинный и объемистый колок, это было уже в августе, мы нашли в нем такую массу тетерь, что положительно растерялись не только сами, но и собаки, потому что дичь была чуть не на каждом шагу, и от ее взлета шум шумел, куда мы только не подходили. Но стрелять было крайне неудобно, так как большие и уже хитрые молодые поднимались из-за кустов и улетали по лесу не оставляя колка и западая на другом его конце. Поэтому нам пришлось переходить из одного места в другое и возвращаться по нескольку раз туда, где уже были. Придешь в один конец — тетери улетят в другой, и так продолжалось несколько часов кряду, пока мы не измучились сами и пока не полегли собаки.