В первый год жизни с индейцами шауни я должен был рубить дрова, помогать переносить в лагерь охотничью добычу, ходить за водой и выполнять всякие другие поручения. Я постоянно страдал от голода, а приемный отец часто бил меня за малейшую провинность, хотя приемная мать, ее дочери и младший сын хорошо обращались со мной.

Через два года женщина-вождь племени оттава (его племенной группы), по имени Нет-но-ква, случайно узнав обо мне, захотела меня усыновить, т.к. недавно потеряла сына таких же лет. Она устроила богатый пир с многочисленными подарками и меня передали ей, хотя моя прежняя приемная мать этому очень противилась. Нет-но-ква сначала увезла меня в селение Пойнт-Сент-Игнас (ныне г. Сент-Игнейс на северном берегу пролива Макинак между озерами Гурон и Мичиган), а потом мы всей семьей отправились в местность, где у индейцев были поля кукурузы. Отдохнув там, мы еще дней шесть на каноэ и пешком добирались до места зимнего лагеря.

Ранней весной моя новая приемная мать отправилась за покупками в факторию Маккинак (ныне г. Макино-Сити) на южном берегу пролива, оставив меня под присмотром в Пойнт-Сент-Игнасе.

Первая охота. На обратном пути из фактории, когда мы уже отплыли миль 25-30 от Пойнт-Сент-Игнаса, нас задержал сильный ветер. Мы остановились у узкого мыса, далеко выступающего в озеро. Здесь мы разбили лагерь. Нет-но-ква в Маккинаке купила бочонок пороха и, т.к. он немного отсырел, его рассыпали для просушки.

В окрестных лесах водилось много голубей, на которых охотились мальчики моего возраста. Прежде мне не доводилось охотиться, и даже из ружья я ни разу не стрелял. У моего нового приемного отца, индейца из племени оджибвеев по имени Тау-га-ве-нинне (Охотник), был большой пистолет. Ободренный его дружеским обхождением, я осмелился попросить разрешения пострелять из этого пистолета голубей. Моя приемная мать, поддержала мою просьбу, говоря: «Пора тебе быть уже охотником». Мне дали заряженный пистолет, и сказали, что если удастся подстрелить птицу, то дадут ружье и станут учить охоте. Никогда потом, когда я возмужал и бывал в трудных положениях, жажда успеха не была во мне столь пламенна. Только я вышел из лагеря, как увидал вблизи голубей. Я взвел курок, поднял пистолет почти к самому носу, прицелился и выстрелил. В тоже мгновенье мне послышался звук брошенного камня; пистолет полетел через мою голову, а голубь лежал под деревом, на котором только что сидел. Не заботясь о своем израненном лице, я побежал в табор с застреленным голубем. Раны мои осмотрели, мне дали ружье, порох, дробь, и позволили стрелять птиц. При этом один из молодых индейцев сопровождал меня, чтобы присматривать за моими упражнениями в стрельбе. После полудня я убил еще трех голубей, ни разу не промахнувшись. С той поры со мной стали обходиться с уважением и мне разрешили часто ходить на охоту, чтобы совершенствоваться в стрельбе.

С наступлением зимы мы отправились в охотничьи угодья, где зимовали в прошлом году. Здесь я научился ставить ловушки на куниц. В первый день я вышел спозаранку, работал без передышки и возвратился очень поздно, соорудив всего три ловушки, тогда как опытный охотник может поставить за день 25-30 ловушек. На следующее утро в своих ловушках я нашел одну куницу. Я каждый день делал ловушки, но не мог добыть столько куниц, сколько приносили другие охотники. Моя неопытность в соединении с тщеславием вызывала только насмешки со стороны молодых людей. Наконец, отец сказал мне: «Сын мой, я пойду с тобой и помогу строить ловушки». Целый день он провел со мной в лесу, делая ловушки. И с той поры я ловил не меньше куниц, чем другие. Поскольку я становился всё более опытным и удачливым охотником, от меня уже почти не требовали выполнения женской работы...